– Добрый день!
– Здравствуйте, милая барышня.
У окна сидел старый еврей, который, повесив очки на нос, читал «Закон Моисея». В тот самый момент, когда она зашла в лавку, он опустил в стакан с водой палец, собираясь через пару секунд перевернуть страницу.
– Одну долю секунды я отниму у вас. Только вложу закладку, чтобы не забыть, где старый еврей покинул Моисея, – он сунул соломинку между страниц, закрыл фолиант и, отложив книгу, подошел к стойке.
Катя протянула кольцо.
– О боже! – Из его чахлой груди вырвались и стон, и восторг одновременно. – Я не встречал такой красоты с тех пор, как покинул Одессу. Только там я видел камень весом в пятьдесят восемь карат, но его чистота внушала мне сомнения.
Он вынул из ящика лупу и долго рассматривал бриллиант, наслаждаясь игрой света на его идеально отшлифованных гранях. Наконец он положил кольцо на стол и прикрыл его замшевой салфеткой.
– Я приношу свои извинения, милая барышня. Вы не помните старого Мойшу, но я помню вас. Ваш муж владеет доходным домом возле лесной биржи. И когда у нашей семьи кончились деньги, он выгнал нас, а был февраль. Почти как сейчас, но на два месяца позже. И вы же, Екатерина Андреевна, позволили нам перебраться во флигель. Там было тесно, но там была печка. И все выжили, слава богу, и никто не замерз. Мойша не хапуга, и он хочет знать, зачем вы продаете семейную реликвию. Если у вас кончились деньги, я дам вам взаймы, и вы отдадите, когда сможете сделать это.
– Я должна уехать в Порт-Артур.
– Умоляю вас, зачем ехать на край света, чтобы увидеть море? Поезжайте лучше в Крым.
– Я врач, а там не хватает докторов.
– У меня старший сын врач. Лично у меня не хватило бы духу отправиться так далеко, – старый еврей повернул ключик в замке и открыл кассу. – Я дам вам хорошую цену. Такую цену, что у вас еще останутся деньги, чтобы обустроить свой быт и выпить за здоровье старого Мойши.
Рабинович сунул палец в стакан и стал отсчитывать купюры…
Получив деньги, Катя вышла из ломбарда и, поманив рукой ямщика, села в расписные сани. Бородатый мужик, больше похожий на разбойника, лихо гикнул, и через полчаса она уже стояла в теплом просторном зале Николаевского вокзала, покупая билет на Транссибирский экспресс, уходящий через два часа с первого пути.
В ожидании, когда объявят посадку, она прошла в зал, поставила чемоданчик на пол и села в плетеное кресло.
Дома, на столе в гостиной, она оставила письмо для мужа.
«Арсений Павлович, хочу сообщить вам, что наши отношения в последнее время приняли весьма неприятную форму общения, которую я ни в коей мере не приемлю. Я не собираюсь жить с человеком, не только не любящим меня, но и ведущим себя самым вызывающим образом. И я не желаю, чтобы со мной обращались, словно со скотиной. А посему хочу сообщить, что ваши придирки и оскорбления довели меня до желания покончить жизнь самоубийством. Но, учитывая, что сия мера есть величайший грех, я нахожу в себе силы сообщить вам, что уезжаю. Не ищите меня. Прошу дать мне развод, и давайте покончим с нашим