Он вытащил пистолет из-за пояса, положил на стол – медленно, демонстративно, как бы подчеркивая серьёзность своих намерений.
Я почувствовал, как у меня вспотели ладони. В голове бешено закрутились слова, пытаясь найти объяснение всему произошедшему, хотя даже для самого себя я не мог описать это чётко и ясно.
– Всё просто, – выдавил я наконец. – К ней клеился один парень, я пригрозил ему, а она разозлилась. Я ушёл, и мы с тех пор не виделись.
Сказанное повисло в воздухе, звуча каким-то отчаянно простым и даже нелепым. Пожалуй, Эллисон имела право на злость, а я… Я поступил как дурак, как мальчишка, не готовый справиться с ситуацией иначе.
– Ревнуешь ее? – Майкл обернулся ко мне, его голос пронзительно тихий, словно это было уже не простое любопытство, а что-то гораздо более глубокое.
Он хотел докопаться до самой сути, вытянуть из меня признание, которое я так тщательно прятал. Хотя, конечно, чего еще ожидать? Он всегда был таким, всегда умел заставить взглянуть в глаза истине, как бы неприятна она ни была.
– Вообще-то, я все еще с вами, – с усмешкой встрял Адам, но в его взгляде я заметил нечто большее: смешанные чувства, колебание между тем, что он слышал, и тем, что хотел бы не слышать.
Майкл не отвел взгляд, его глаза всё так же пронзительно изучали меня, будто видели все, что пряталось за моим молчанием.
– Ты, – указал он Адаму в грудь, – Ее старший брат. Но рано или поздно ей придется жить самостоятельно, – его голос был спокоен, почти отстранен, но за этими словами скрывалась твёрдость.
Адам сжал бокал в руке, будто это могло подавить вспышку эмоций. Его глаза ненадолго встретились с моими, но друг ничего не сказал. Он резко выпил остатки виски и лишь коротко кивнул официантке, как бы отстраняясь от того, что только что услышал.
Майкл не отводил взгляда. Он ждал – не просто ответа, а истины, которая бы не оставила у нас обоих ни малейших сомнений.
– Так что? Ревнуешь ее? – повторил он, но на этот раз его голос был едва слышным.
Ревную ли я? Да. Это жжёт внутри, и чем сильнее становится это чувство, тем больше я стараюсь его подавить. Желание защитить её, оградить, спрятать – оно слишком яркое, слишком живое, чтобы его можно было объяснить. А может, я просто боюсь? Боюсь, что кто-то другой сможет понять её так же, как я, или даже больше. Готов ли я отпустить её, доверить ей право выбора? Может быть. Но каждый, кто захочет её, потом поймёт: она – моя.
– Ты не представляешь, как сильно… – слова вырываются почти неосознанно, и они звучат так тихо, что их можно принять за шёпот. – Готов убить любого, кто пытается привлечь её внимание, – теперь я говорю почти беззвучно, и всё же, этого достаточно, чтобы Майкл услышал.
На его лице появляется едва заметная ухмылка.
– И чего же ты медлишь? – его слова звучат насмешливо, но я чувствую, что он хочет услышать или увидеть нечто большее, чем просто