Хизаши вместе со всеми начал спуск в низину, где раскинулась деревенька, несмотря на такой поздний час все еще манящая светом окон. Люди боялись засыпать, молились, чтобы их минула печальная участь стать добычей Хякки яко. Парад потянулся вниз цепочкой синих огней, то появляясь, то снова исчезая во тьме. Если не всматриваться, можно было заметить лишь покачивающиеся в воздухе сгустки синего пламени да нечеткие силуэты всех мастей, и только звук шагов ничего не скрывало. Парад ста духов вошел в деревню и медленно двинулся через ее центр, мимо запертых домов, мимо колотящихся сердец, скрытых ненадежными стенами. Хизаши тоже чувствовал сладковатый аромат человеческого страха, что в эту ночь был приятнее самых изысканных людских благовоний. И в нем просыпался голод, тот же, что дремал в настоящих змеях и делался невыносимым, стоило ощутить запах крови. Это первобытное чувство ему отчего-то не нравилось, хотя и не было в нем ничего необычного. Люди смертны и слабы. Права рэйко, надо напоминать им о страхе, пока они не забыли, что это такое.
Но Хизаши не хотел, чтобы его только боялись. Душа стремилась к чему-то иному, названия чему он пока не сумел подобрать. У людей на все хватало слов, и это было еще одним различием между ними и хэби по имени Хизаши.
– Эй, не спи, – толкнул его в бок острым локтем долговязый гараппа[19]. – Предводитель что-то почуял.
Хонэнгамэ и впрямь встал на месте, и самые нетерпеливые едва не врезались в его покрытый илом панцирь. Хизаши протиснулся вперед сквозь взволнованную толпу и раньше, чем услышал, сам ощутил близкое человеческое тепло. Инстинкты ёкая толкали его на охоту, и когда предводитель качнул головой, все с воем бросились врассыпную. Поднялся ветер, замелькали лисьи огни, знаменующие появление Парада, и люди в мнимой безопасности своих домов застыли в страхе.
– Поймала! – закричала Ямауба и вытащила на призрачный свет верещащую женщину. Мужчину держала в хвосте Нурэ-онна и, кажется, он был уже мертв.
– Беги! – вдруг страшно закричала пойманная женщина. – Беги, Сатору! Беги скорее!
Раздался треск разрываемой плоти и хруст костей. Горная старуха отбросила безвольное тело, подняла повыше оставшуюся в руке голову с разинутым в крике ртом и вдохнула в нее зеленовато-синий огонек, вспыхнувший в мертвых глазницах. Получившийся фонарь Ямауба намотала волосами на кулак и победно расхохоталась.
– Мальчишка сбежал, – протянул гараппа и облизнулся. – Интересно, каковы на вкус его внутренности?
– Тебе