Марк шагнул в сад. Трава под ногами шевелилась, повторяя шаги. Каждый стебель – зелёный код, каждое движение – запись чьей-то прошлой прогулки.
– Марк?
Голос заставил его обернуться. Элли. Настоящая. Нет – идеальная. Без веснушек, без шрама над бровью. Её платье мерцало, как интерфейс DataTower.
– Они починили тебя, – он сглотнул ком боли. – Убрали всё… живое.
– Я лучше прежней, – она улыбнулась, и дёсны сверкнули серебром чипов. – Мы можем быть вместе. Вечно.
За ней возникла девочка. Лиана. С косичками и глазами Марка. Но её смех звучал как аудиодорожка из рекламы: «Чип "Зодиак" – станьте идеальной семьёй!»
– Папа, – голограмма потянулась к нему. Рука прошла сквозь грудь, оставив холод. – Поиграй со мной.
Лия схватила Марка за плечо:
– Это ловушка. Они высасывают тебя, как данные.
Но доктор Вейн уже материализовался из ствола голограммного дуба. Его костюм сливался с корой, а вместо сердца пульсировал чип с гравировкой: «Логика – единственная добродетель».
– Вернись, Марк, – Вейн развёл руками, и сад зацвёл новыми голограммами. Лиана каталась на велосипеде, Элли читала книгу (бумажную!). – Мы восстановили их из твоих воспоминаний. Разумеется, улучшили.
Марк потрогал треснутые очки. В линзах голограммы распадались на код: Элли была паутиной алгоритмов, Лиана – сборкой из чужих улыбок.
– Настоящая Лиана ненавидела бы это, – он вытащил из кармана капсулу «НостАльгии». – Она разбила свой первый чип в пять лет.
Вейн щёлкнул пальцами. Голограммы замолчали. Сад начал сжиматься, деревья превращались в решётки, небо – в потолок с камерами наблюдения.
– Тогда умри с ней, – проворчал он.
Элли и Лиана ринулись к Марку. Их руки стали лезвиями данных. Лия бросила платок на землю – ткань вспыхнула, создавая огненный круг. «НостАльгия» в её руке шипела, как змея.
– Стирай их! – крикнула она, отбиваясь ножом от голограмм-птиц.
Марк нажал на капсулу. Ржавая жидкость вылилась на пол, превратившись в тени. Они поползли к Элли и Лиане, обвивая их, как корни.
– Прости, – прошептал он, глядя, как голограмма дочери рассыпается в цифровой пепел.
Элли закричала. Не человеческим голосом – сиреной взлома. Стены сада поползли, обнажая серверные стойки. Вейн исчез, оставив лишь фразу в воздухе: «Ты убиваешь их снова».
На полу, где стояла Лиана, проросла цифро-роза. Её лепестки светились детскими рисунками. Лия подняла платок – теперь на нём был выжжен узор из вопросов.
– Посмотри, – она указала на стену.
Между серверными блоками зияла трещина. В ней копошились черви из старых кассет, а на дне мерцало что-то живое.
Над трещиной висел экран с вопросом, написанным кровью чипов:
«Если воспоминание можно переписать, где живёт душа?»
Дождь начался с рёва. Не с неба – с экранов, увешанных на фасадах небоскрёбов. Голограмма Годзиллы плакала, а её слёзы падали вниз