Фармацевт кивнула, её голограмма начала распадаться на пиксели:
– Скажи отцу… – Голос превратился в шум ветра в проводах. – …что звёзды всё ещё смотрят в дырку от монеты.
Марк вытолкнул Лию в чёрный ход. За спиной аптека взорвалась фейерверком разноцветных таблеток. «Серотофин» горел, как конфетти из ада.
В переулке их ждала девочка. Лора. Она чертила на стене углём динозавра, а вокруг уже кишели цифро-розы – лепестки из голограмм, стебли из колючей проволоки.
– Они растут там, где умирают чипы, – прошептала Лия, но Марк уже бежал к вентиляционной шахте. Его карман светился – капсула «НостАльгии» пульсировала в такт сердцу.
На стене над динозавром кто-то вывел свежей кровью:
«Что тяжелее – забыть боль или помнить радость?»
Подземка была давно мертва. Рельсы поросли цифро-мхом – зелёным статическим шумом, который обжигал кожу. Лия шагала по шпалам, не глядя на голограммы-призраки: они шептали расписания несуществующих поездов. Марк нёс «НостАльгию» в расстёгнутой ладони, будто боялся, что капсула взорвётся от тепла тела.
– Он здесь, – Лия остановилась у платформы с разбитым табло. Буквы «ОРФЕЙ» мигали, как судорожный вдох.
Сначала они услышали музыку. Саксофон, проржавевший до дыр. Потом шаги – не металлические, а деревянные. Из тени выполз робот на кривых колёсах. Его корпус был сварен из жёстких дисков 90-х, вместо глаз торчали катушки от магнитофонов. На груди болталась табличка: «Говорить стихами – 2 кредита. Молчать – 10».
– Привет, старый мусорный бог, – Лия бросила в него монету с дыркой.
Орфей поймал её зубами. Катушки-глаза зажужжали, и из динамиков хлынул голос, от которого Марк вздрогнул:
«Я разобрал рассвет на шестерни,
Но утро всё равно наступило…»
Лия схватилась за платок. Голос отца. Точь-в-точь. Даже этот надтреснутый звук «р», как будто он всё ещё курил в подпольной типографии.
– Вы… выкрали его голос? – она полезла за ножом, но Орфей завыл сиреной. Из вентиляторов посыпались бумажные ленты – стихи, закодированные в ДНК чернил.
– Не крали, – робот щёлкнул катушками, и голос сменился на скрипучий баритон. – Подарил. В обмен на бессмертие.
Марк поднял ленту. Стихи светились ультрафиолетом, как дорожки на старых дискетах.
– Это же вирус. В каждой строке – код для взлома чипов.
– Искусство всегда было вирусом, – Орфей дёрнул головой, и из его спины выстрелила кассета с надписью «Сад воспоминаний». – Доктор Вейн ловит беглецов там. Кормит их голограммами близких. Выживают единицы.
Лия вставила кассету в проектор. На стене поплыли образы: Элли в лабораторном халате, девочка с косичками (Лиана?), старик с глазами, как у Орфея (отец Лии?).
– Как войти? – спросил Марк.
Орфей заиграл джаз. Труба плавила воздух, превращая его в густую смолу. На рельсах загорелись буквы: «Спросите