– Докладываю…
Он чуть, дурак, не вытянулся перед обер-полицмейстером в струнку.
Я успел повалить его одновременно с раздавшимся выстрелом, фуражку сбило с его головы и отнесло к карете.
– Дурак!
Опрокинутый юноша растерянно заморгал.
– Ну-ну, – Сагадеев, нависнув, легонько охлопал его по скулам. – Что ж вы подставляетесь, братец? Нельзя, нельзя. Как там Добрац?
– З-за… з-застрял… – Шахов приподнялся с земли, высматривая свою фуражку. Провел дрожащей ладонью по короткостриженым волосам. – Эт-то что, по мне?
– Ну да. Преступники, знаете ли, имеют обыкновение стрелять.
– И метко, – добавил я.
Унтер-офицер сглотнул.
– Так что Добрац? – поторопил Сагадеев.
– Ждет ук-казаний… У него там открытый коридор, а эти скамеек и п-прозекторских столов навалили, не подобраться, двое раненых…
– М-да, – Сагадеев навинтил ус на палец.
Его взгляд ушел в обрез дороги, где кордон из двух полицейских заворачивал катафалк с приехавшими за мертвецом родственниками. За катафалком в пыли маячил конный в серо-голубом жандарм. Что-то им было не разминуться.
– Ладно, – сказал Сагадеев, – сейчас два пехотных взвода подтянутся с Глуховских казарм… Может, как-то через крышу?
Мы синхронно повернули головы.
Двускатная крыша морга поблескивала на солнце недавно крытой железной кровлей.
Я пожал плечами:
– И что?
– Ну, там… Бастель! – Сагадеев поймал мое запястье: – Ты же можешь их кровью! Попробуй!
– А вы что же? Не последней фамилии…
Обер-полицмейстер смутился:
– Да я как-то больше глоткой беру. Отвык. Давно без практики… Я, поверишь, и крестьян-то… Нет, я могу, могу их в бараний рог…
Замолчав, он махнул рукой.
Я только вздохнул мысленно. Среди высоких семей нет-нет да и всплывали утопические идейки отказа от преимуществ крови. Быть как все. Мы – один народ. Нет никакой разницы в нас и низших. И прочие лозунги.
Даже общество было полутайное. «За единство» называлось. Какое-то время, кроме всех прочих, в нем по молодости состоял племянник самого государя императора.
Но чтобы эти веяния коснулись главы полицейской управы? Воистину, куда катимся? Ночь Падения и гуафр!
– А кто-нибудь еще есть? – спросил я.
– Зачем вам? – Сагадеев, отдуваясь, расстегнул ворот кителя.
Солнце раскочегарилось не на шутку. Ни облачка. Пыль. Лесок через дорогу расчертили золотистые лучи. Катафалк, кажется, развернули. Жандарм, спешившись, вел лошадь в поводу.
Из морга не доносилось ни звука.
Я освободился от мундира, оставшись в сорочке.
– Мне еще «нить вести», Николай Федорович, – проговорил я с укоризной.
– Ах да.
Сагадеев обежал глазами подчиненных. На лице его отразилось сомнение.
– Подгайный!
– Я! – отозвался плотный, массивный, серьезного вида квартальный надзиратель. Револьвер в его руке