– Ванилла! – ахнула Бруни.
– С днем рождения! – воскликнула та, сунув Матушке в руки тяжеленькую резную шкатулку. – И позвольте вас познакомить с моим женихом! Папа?
Папа, багровея, медленно поднимался из-за стола.
Охнув, Матушка в мгновение ока оказалась рядом с поваром и взяла под руку.
– Мы ужасно рады познакомиться с вами… с тобой, дорогой Дрюня! – защебетала она и уронила от волнения шкатулку, едва не разбив пару тарелок. По столу со звоном покатились золотые монеты. – Ванилла, вы обручились?
Старшая Королевская Булочница воздела к потолку безымянный перст, на котором блестел нескромный бриллиант. И подытожила:
– Да! Любимый, прослушав хартию вольностей лица, обязующегося стать моим мужем, согласился устроить свадьбу!
В мгновение ока Дрюня упал в ноги Пипа с криком:
– Благословите, отче!
Пиппо пошел красными пятнами и рухнул на стул. Отерев трясущейся рукой пот со лба, взглянул на Ваниллу и сказал:
– Да-а-а… Не ожидал я от тебя, доченька, такой па… радости! А вам, молодой человек, – его грозный взгляд переместился на шута, рука шарила по столу, словно искала любимый топорик для разделки мяса, – можно верить? Вы ж, небось, мот, бабник и пьяница!
– Папа! – глядя на Пиппо воскликнул Дрюня и с удобством расположился на полу, скрестив ноги. – Дочка твоя, хоть и немолода, и бесприданница, и характер имеет тяже… отцовский, да и не голубых кровей девица, но собой хороша, на язык остра, а в постели и у плиты темпераментна сверх меры. И специфику моей работы понимает! А для меня это важно! Но еще важнее… – он интимно понизил голос, – для Рэда!
– Для кого? – моргнул Пип.
– Для его великовозрастного величества! – пояснил Дрюня. – Так что от дочки твоей польза будет всему королевству!
– Не понял! – напрягся повар.
Шут вскочил на ноги, одним махом поставил рядом два стула, подмигнув и потеснив Томазо и его супругу, усадил Ваниллу и, сев рядом с ее отцом, цопнул с блюда горячий мерзавчик.
– Суди сам! – откусив булочку и зажмурившись от удовольствия, заговорил он. – У нас с дочкой твоей тишь да благодать – и я склонен сочинять сонеты, которые так любит его величество, играть на китаре и рисовать акварели, что вызывают восхищение придворных дам, даже тех, кои меня терпеть ненавидят! Мы с Ваниллой в ссоре – и мои эпиграммы полны изысканного яда, остры и горьки, как свежемолотый перец, а от шуток придворные шарахаются, словно макрель от дельфина. Так что, как ни поверни, от такой семейной жизни одни плюсы!
Пока он говорил, Пип разглядывал его исподлобья, а когда шут замолчал – не отвел взгляда.
– Папа! – проникновенно сказал Дрюня. – Да люблю я ее, Ванильку твою, неужели не ясно!
Ванилла судорожно вздохнула.
– Ах! – воскликнула Туча Клози, трепетно прижимая руки к груди. – Вот это, я понимаю, чуйство! Чуйство полета!
Она огляделась в поисках поддержки, обнаружила затихшего