Она совсем не изменилась, что значит для нас, для наших тел, алиментарная дистрофия – норма. Интересно мы выглядим, наверное – мальчишка с разбитой головой, защищающий собой девочку, но сил подняться у него почти нет. Рука моя, попавшая в область зрения, выглядит ожидаемо – обтянутые кожей кости, то есть догадка у меня верная. Надо всё же встать…
– Надо подняться, Алёнка, – говорю я ей.
Эмоций, конечно же, нет, но девочка прижимается ко мне, показывая, что расставаться не согласна. Я понимаю: надо подняться, надо найти хоть кусочек хлеба, потому что привычный голод не даёт нормально думать, но вместе с тем тишина… Отсутствие передачи ленинградского радио, как и метронома, пугает. Кажется, что все умерли, остались только мы.
Что интересно… Такой туалет я видел во сне. В нём мальчишку любили бить старшие ребята, но он совсем не был истощённым. Довольно худым, но в то же время достаточно упитанным, на мой взгляд. Почему мы тогда в таком виде? То самое изменение, о котором говорила Смерть? Впрочем, сейчас не время искать ответы на вопросы. Надо встать, поднять Алёнку и идти…
– Господи! – слышу я женский голос откуда-то сзади. – Что это?! Витя! Витя! Ты только посмотри!
– Так, – к первому присоединяется второй голос, на этот раз мужской. – Не трогай их, не отмоешься потом. Зови скорую и ментов, может, живы ещё…
– Варвара нас за ментов в школу… – неуверенно произносит женщина.
– А за два трупа по головке погладит? – ехидно интересуется мужчина. – Давай звони.
Я слышу удаляющиеся шаги, а потом и вопрос. Негромкий голос будто говорит сам с собой.
– Что же случилось с вами, ребятки? – негромко спрашивает он.
– Известно что, – отвечаю я. – Ленинградская болезнь и бандитизм.
– Охренеть… – ошарашенно произносит мужчина. – Может, тебе хлеба дать?
– Лучше Алёнке, – прошу я. – Хоть бы маленький кусочек.
Сил подняться совсем нет. Я пытаюсь бороться с собой, но не находится у меня никаких сил, хотя, по ощущениям, вокруг не морозно, но для нас с Алёнкой разницы совсем нет. Доченьке моей холодно, да и мне тоже невесело, но тут ничего не поделаешь, а вот встать нужно, я просто обязан найти в себе силы подняться.
– Что тут у вас? – интересуется совсем другой голос, но после выдаёт длинную матерную тираду, сводящуюся к происхождению видов на Земле.
– Мальчик по крайней мере жив, товарищ лейтенант, – сообщает тот, кто хлеб предлагал. – Я бы их не трогал, пока доктора не приедут.
– Да я такое только в кино видел… – ошарашенно сообщает тот, кто ругался, по-видимому, милиционер. – Они же как из…
Издали я слышу звук сирены, совсем не похожей на воздушную тревогу, но она нарастает, отчего я делаю вывод, что нечто, снабжённое этой сиреной, приближается. Внезапно оборвавшийся звук вызывает ощущение тревоги. Я сжимаюсь в ожидании взрыва, вяло трепыхаюсь, стараясь