Зато кальян становится мостом между мирами. Это не просто способ курения – это древнее искусство общения без слов, где дым, поднимающийся тонкими спиралями к потолку, создаёт особое пространство доверия и понимания. Выбор табака, расположение углей, очерёдность передачи мундштука – каждый жест здесь часть древнего этикета, который современные шейхи чтут так же свято, как их предки. В этих благовонных облаках рождаются самые важные решения и скрепляются самые значительные договоры.
Мой личный мультиротор опустился на посадочную площадку отеля, парящую высоко над городом. Башня вздымалась в небо подобно современному Вавилону, её верхние этажи растворялись в облаках, словно врата в иной мир. Стекло и сталь переплетались в фантастические узоры, напоминающие застывшие волны океана или окаменевшие барханы древней пустыни. На каждом уровне раскинулись висячие сады и бассейны, чьи прозрачные края сливались с горизонтом. В вечерних сумерках здание начинало светиться изнутри, превращаясь в исполинский кристалл, будто оброненный в пески древними джиннами из сказок "Тысячи и одной ночи".
Оставив документы в сейфе, я вышел на террасу в предрассветный час, когда пустыня ещё дремала вместе с людьми, что пытались укротить её древнюю силу. Подо мной расстилался город – геометрически совершенный сон из стекла и бетона, где огни небоскрёбов мерцали, как звёзды, решившие спуститься на землю. Персидский залив простирался чёрным зеркалом, впитывая лунное серебро. А за границей рукотворного мира начиналась она – Великая пустыня, безбрежная и величественная. В призрачном свете луны барханы казались застывшими волнами жидкого серебра, что где-то за горизонтом сливались с небесным куполом в единое целое.
Она возникла беззвучно, соткавшись из лунных теней и пустынного воздуха. Её силуэт был подобен миражу – текучий и неуловимый, как сама сущность времени. Длинные одежды, напоминающие струящийся песок, колыхались на несуществующем ветру. Глаза цвета пустынного неба на рассвете смотрели сквозь века, храня в себе мудрость тысячелетий. В этот раз она казалась воплощением самой пустыни – древней, как первые пески, и вечно юной, как первый луч солнца.
Я ждал её появления каждый раз, когда удавалось встретить рассвет, но за долгие годы это была лишь наша третья встреча. Теперь я чувствовал себя иначе, увереннее – словно что-то неуловимо изменилось во мне самом или в ткани мироздания вокруг.
– Ты знаешь, что здесь не всегда властвовала пустыня? – прошептала она голосом, похожим на песню ветра в дюнах. –