– Вы уже придумали имена своим детям? – спросила она. – Пол ведь давно уже известен.
– Придумала, – сказала я, и мой голос дрогнул. – Девочка будет Элизабет. А мальчика я решила назвать Раилем.
– Это в честь кого-то? – подключилась к диалогу медсестра.
– Можно и так сказать, – туманно ответила я. Сложно было бы объяснить, что таким было желание отца ребенка. Когда после совместной ночи он надевал рубашку, то, не глядя на меня, бросил: “если будет сын, назови его Раилем”. И у меня не было ни одной веской причины поступить иначе.
– Их отец, наверное, счастлив, – не обратив внимания на заминку, продолжила анестезиолог.
Это тоже было сложно, ведь их отец о них не знал. А тот, кто считался их отцом при рождении, не имел к детям никакого отношения.
На глазах внезапно выступили слезы.
– Счастлив, – подтвердила я, потому что могла откровенно сказать, что радовалась за двоих. Я слишком сильно хотела этих малышей, чтобы расстраиваться из-за того, что брак у меня был фиктивный, и растить обоих мне предстояло в полном одиночестве.
Неожиданно операционную наполнил детский крик. Громкий, требовательный, и услышав его, я заплакала еще сильнее, но на этот раз точно от счастья.
– А вот и наша Лиззи, – улыбнулась медсестра.
Я ждала, что следом послышится еще один крик, но после того, как Элизабет унесли для того, чтобы помыть и проверить состояние, в операционной снова наступила тишина.
– Все в порядке? – спросила я, надеясь, что Раиля просто еще не достали из меня.
Анестезиолог молчала, хмуро глядя куда-то поверх пеленки. Ей, в отличие от меня, все было прекрасно видно.
– Что с ним? – спросила я. Дрожь усилилась. Слезы снова потекли из глаз неудержимым потоком. – Почему он не кричит?
– Вызывайте реаниматологов, – прозвучал сухой голос рейны Кейн. – Срочно.
– Почему он не плачет? – крикнула я, чувствуя, что во мне что-то оборвалось. Нет, только не мой мальчик. Он не мог погибнуть. Пожалуйста, светлые боги, он не мог оставить меня за миг до того, как мы встретились.
Бригада врачей вбежала в операционную, и я лишь мельком увидела, как рейна Кейн передала им неподвижное, окровавленное тельце.
Это был мой Раиль, и он не огласил операционную своим первым детским криком, который бы свидетельствовал о том, что он жив.
Анестезиолог что-то говорила мне строгим голосом. Наверное, пыталась успокоить. Мои рыдания явно не помогали рейне Кейн делать ровные швы. Потом бы меня все равно долечили магией так, что на теле не осталось и следа, но важно было сразу сделать все красиво и правильно.
Реаниматологи ушли, забрав с собой моего Раиля. Который так и не закричал.
– Что с ним? – я попыталась последовать за ними, но медсестра с такой силой вцепилась мне в руку, что я едва не вскрикнула от боли.
Никто мне не ответил. Врачи отводили взгляды и делали вид, что ничего не произошло.