4 жизни и 2 казни. Книга 1, часть 2. Иван Смирнофф

Но в её речи есть что-то особенное.

      Она говорит, что для них, для русских, которые помнят ещё «ту» Россию, совершеннейшей дикостью звучат все новости, которые они слышали из Советского Союза, из нынешней РФ. Содружество независимых государств, война в Чечне, расстрел парламента, приватизация, коллективизация, индустриализация – все эти слова не из того русского языка и не из того русского мiра, который она и её родители потеряли.

      Иная эпоха заглянула мне в душу её глазами. Щемящая тоска по прошлому закралась в сердце и затаилась в нём, наверное на всю оставшуюся мне жизнь. Как же наши предки не додумались все взять винтовки в руки и не вышвырнули безрогого чёрта лысого, усевшегося в Кремле? Какой позор они опрокинули на себя самих и все будущие поколения, включая меня? Как этот позор смыть? Да были бы мы с нею равного возраста, спел бы я её цыганочку, да не хуже того Гамаюна, что нынче поёт её в Занебесном Ирие: «Что за чудный вечер, выйду погулять я…» Наши судьбы, разделённые континентами странствий и целым веком времени требовали встречи, участия друг в друге, и это было невозможно, немыслимо. И тем не менее, мы увидели друг друга в этом мире, погрязшем в затопях лжи и тщеславия. Это была краткая встреча, ничего не означавшая ни для меня, ни для этой старушки. И в то же время она значила для меня так много, как вряд ли бывало до того.