Настала пятница, однако, мыться пришел только один рабби Гилель, и Ицик по его виду сразу определил: произошло что-то неладное, но из вежливости ни о чем допытываться не стал.
Рабби Гилель задумчиво оглаживал бороду, неохотно, с не свойственной ему медлительностью снимал одежды, долго и тщательно выбирал веник и наконец с какими-то болезненными придыханиями, чуть слышно прошептал молитву. Чуткое ухо Бедного Ротшильда уловило, что его наставник и опекун попросил Господа Бога, чтобы Он защитил от безбожников и маловеров свой Дом в местечке.
– Я чувствую, Ицик, что у тебя на языке вопросы вертятся как окуни на сковородке, но ты меня только не торопи, на все, что тебя интересует, я отвечу, когда попарюсь.
Рабби Гилель парился терпеливо и деловито, а Бедный Ротшильд послушно ждал его с полотенцами в предбаннике.
– Кончается, Ицик, терпимое для евреев время, – начал рабби Гилель, отдышавшись. – И наступает время дикое и злое, и если Господь Бог не вмешается, то несчастья – одно за другим – обрушатся на наши головы. Ты живешь себе на отшибе и еще ни о чем не знаешь. Вчера увезли Залмана.
– Куда?
– Куда всех неблагонадежных, как говорили при царе, увозят? В Сибирь. Туда, где морозы за сорок. А завтра могут и синагогу закрыть. Только ты не спрашивай меня, почему.
– Почему, рабби? – все же спросил Бедный Ротшильд. Он никак не мог взять в толк, о чем говорит рабби Гилель, первым записавший его имя в книгу живущих на свете. Было время, когда Ицику казалось, что все в мире устроено хорошо и справедливо – он колет дрова и топит баню, аптекарь Залман Амстердамский торгует порошками и таблетками, рабби Гилель учит добру и совестливости, днем светит солнце, ночью высыпают на небосводе звезды. Зачем Залмана увозить в Сибирь, о которой, он, Бедный Ротшильд, ни разу не слышал – ведь там же, наверно, есть свои аптекари, которые стоят за прилавком в белых халатах и порой за лекарства тоже у бедных и немощных денег не берут? Зачем закрывать синагогу – ведь Всевышний, если никому и не помог, то никому в местечке и не повредил. Пусть все останется как вчера, как сегодня, как завтра.
– Сорок с лишним лет, с той поры, когда еще при царе, я начал тут свое служение, я сам пытался найти ответ, почему злые времена надолго одолевают времена добрые. И вот к чему я пришел. Наверно потому, что люди выбирают себе в поводыри не Господа Бога, а какого-нибудь отпетого грешника и следуют за ним послушным стадом… Выбрали же немцы этого сумасшедшего австрияка, а русские – безродного грузина…
Рабби Гилель помолчал и вдруг обратился к Ицику с просьбой:
– Если дело дойдет до того, что красные выгонят нас из храма, который заместитель бургомистра Иткис называет не иначе, как «гнездо мракобесья», ты не побоишься приютить у себя свитки Торы? Сорок с лишним лет я носил их на руках, как своих любимых детей. Надеюсь, баню обыскивать не будут.
Бедный Ротшильд в знак согласия несколько раз тряханул своей растрепанной чуприной.
– Я знаю – на тебя можно положиться, – рабби Гилель снова