Бедный Ротшильд обожал слушать рассуждения Залмана Амстердамского о сильных мира сего, особенно о еврейских знаменитостях, и о тех, кто с господином аптекарем разделял его взгляды на еврейское государство и поддерживал его убеждения в том, что пора всех евреев вернуть из векового изгнания на родину – на Землю обетованную.
Ицику всегда казалось, что Залман Амстердамский, добровольно перебравшийся из Каунаса с его многочисленными аптеками в родное местечко над Вилией, и рабби Гилель, получивший свой священнический сан в Вене, больше всех заслуживают того, чтобы за совершенные ими благодеяния Господь Бог выплатил им причитающиеся проценты из своего небесного банка. Первый никогда не брал денег с калек и сирот, а второй не стыдился облачаться в рубище и собирать у входа в синагогу милостыню для местечкового нищего Авнера, часто и подолгу из-за колик в печени отлеживавшегося в своей постели.
– Делать добро никогда не стыдно, стыдно его не делать. В доме Господа на стене висит копилка для пожертвований, но многие богомольцы, как слепые, проходят мимо нее, поскупившись на подаяние. Зато никто из них еще ни разу не осмелился прошмыгнуть мимо моей протянутой руки, – говорил довольный своим благотворительным нищенством рабби Гилель. – Что это за мир, где трепещут перед полицмейстером, но не боятся Господа Бога!
Рабби Гилеля и Залмана Амстердамского не зря называли дарителями надежды. Они заботились обо всех бедняках в местечке, но о Бедном Ротшильде почему-то пеклись с особым тщанием. Может, потому с такой охотой они и ухватились за тоненькую ниточку, связывающую его с парижскими и лондонскими однофамильцами. Если Богу будет угодно совершить чудо, и тамошние Ротшильды впрямь окажутся в родстве с местными банщиками, то у сильного и смекалистого Ицика появятся другие опекуны; перед ним откроются другие двери, и он, глядишь, перестанет изо дня в день таскать на коромысле свою незавидную и непосильную судьбу.
– Ты же Ротшильд! – азартно восклицал Залман Амстердамский, все больше втягиваясь в доставлявший ему странное удовольствие поиск, подтверждающий выгодное для Ицика родство. Временами казалось, что от его рвения установить истину, найти неопровержимые доказательства зависело не только благополучие Бедного Ротшильда, но и процветание его аптеки. – А Ротшильду не пристало всю жизнь другим тереть мочалкой спины.
Вместе с рабби Гилелем неутомимый Залман Амстердамский для установления истины силился отыскать самый лучший и доступный способ действия. А вдруг, к общей радости всего местечка, окажется, что они совершенно правы в своих предположениях: вдруг Ицик и впрямь из того же знатного рода, что бароны и лорды?
Их старания не столько радовали Бедного Ротшильда, сколько будоражили его душу. Никому в местечке не было никакого дела до родственников