Диссиденты советской эстрады. Максим Кравчинский

концерт в Америке «русского чуда» (сколько же их было в жизни – этих «первых» концертов?) и отзывы критики напомнили певцу о рижской сенсации 50-летней давности. Запоздалое открытие феномена Александровича, с легкой руки Питера Дэйвиса из «Нью-Йорк Таймс», определило общий тон критики, с которой столкнулся артист после появления на американской сцене. Первые слова этой публикации на протяжении вот уже без малого 50 лет остаются самыми цитируемыми: «Миша Александрович – один из наиболее тщательно скрываемых культурных секретов России!». Забегая вперед, замечу, что во время постперестроечных турне Александровича в СССР советские газеты тоже не пройдут мимо этой оценки, но переведут ее на свой лад, передавая смысл оригинала с точностью «до наоборот»: «Михаил Александрович – один из лучших хранителей культурных секретов России». Пикантная ошибка переводчика простительна уже хотя бы потому, что достойна независимого цитирования.

      Отныне программы всех крупных ежегодных музыкальных событий, проводимых еврейскими организациями Нью-Йорка, Бостона и других городов Америки, и культурных мероприятий, связанных с памятными датами, будут включать его имя. Еврейская среда становится тем оптическим волокном, которое позволяет преодолевать препятствия и перегородки и проводить яркий свет искусства Александровича в самые труднодоступные зоны американского общества, подобно тому, как выходцы из Ирландии были главным усилителем голоса его выдающегося предшественника – Джона Маккормака. Особенно заметна эта «проводимость», когда речь заходит о русской культуре, которая, как мы знаем, в зарубежье – то в изгнании, то в послании. Пианист д-р Мильтон Кэй, еще в 30-е годы представивший американской аудитории Первый фортепианный концерт Шостаковича, вошел в историю как многолетний аккомпаниатор Яши Хейфеца. Александрович и Кэй сблизились после совместного концерта как артисты-фронтовики. После этой «встречи на Эльбе» Кэй предложил Александровичу идею выпуска совместной пластинки с его инструментальным трио. Так родился первый целиком записанный в Америке сольный диск Александровича «Rendezvous» (Русские классические романсы XVIII и XIX вв.). Распространение русской музыкальной культуры на Западе всегда оставались для Александровича приоритетной сферой. Где бы он ни выступал, ни одна концертная программа не обходилась без романсов, арий и песен русских композиторов. Русские романсы в Америке, благодаря Александровичу, сыграли ту же культурно-посланническую роль, что и неаполитанские в России.

      Но в то же время Александрович с трудом скрывал неприязнь к этническим эпитетам перед своим именем (одна американская газета даже договорилась до «великого русского кантора»). Ему хватало одного эпитета, который сегодня можно прочесть на его надгробье – «камерный певец». Профессиональное в нем перетягивало национальное. Александрович отстраняется от имиджа «еврейского исполнителя», прекрасно сознавая, что от него будут ждать «тум-балалайку» и прочую ресторанную «еврейскую цыганщину». Но погружаясь