– Ты не можешь переписать книгу, Кэтрин, и многим актерам до смерти хочется быть дома в половине десятого.
– Разве не лучше было бы, – спросила она, как будто он ничего не сказал, как будто его практически и не было, – если бы я, а не Аманда, вышла замуж за Чарльза? Если верить тому, что написано, Аманда – что-то вроде стервы, а я – неудачница. У нее есть деньги, особняк, шофер, и она просто отвратительная стерва на самом деле. А я девушка с фермы, откуда-то из Пенсильвании, где разводят кур, и становлюсь продавщицей. Это пьеса, Сидни. Я должна выйти замуж за Чарльза.
Казалось, ее просто прямо оторопь брала от такой несправедливости.
– Ты хочешь спорить с книгой?
– Ну да.
– Послушай, – сказал режиссер. – Чарльз вернулся с войны. Пьеса называется «Возвращение домой», правильно? Он бедный ирландский парень из Адской Кухни. Ты права, это пьеса. Он заполучает девушку из общества. Так и должно быть, потому что это нравится публике.
Понимая, что она ничего не добьется, Кэтрин заговорила, глядя в сторону, как часто делала, когда знала, что слова ее ни к чему не приведут.
– Но что же получаю я? – спросила она, словно она и ее роль были одним и тем же. – А как же я? Пьеса была бы лучше, если бы Чарльз женился на мне.
– И твоя роль была бы больше. И нам пришлось бы переписать пьесу, изменить текст песни, а также добавить новые песни. Не пойдет, Кэтрин. У нас есть инвесторы.
– Ладно, – сказала она, – хотя, если бы вы захотели, я бы с радостью поменялась ролями с Амандой.
– Нет, – отрезал режиссер. – Особенно после сегодняшнего. Ты нужна нам этой своей песней. Своим дыханием. Ты нам нужна одной этой нотой, Кэтрин. Кэтрин, от одной этой ноты зависит вся пьеса.
Она не огорчилась его оценке. С чего бы ей было огорчаться? Однако ее раздражало, что Сидни положил на нее глаз, и каждый раз, когда он говорил с ней или смотрел в ее сторону, ей хотелось сказать: «Сидни, у меня много пуговок, которых никогда никто не расстегнет – уж во всяком случае, не ты». В своей гримерке, перед зеркалом, окруженным электрическими лампочками, она попыталась определиться и заглянуть в будущее через путаницу образов Гарри, Виктора и бог знает кого еще. И обнаружила, что борется, вряд ли в первый раз, с соперничающим образом, с движущейся, но все же неподвижной картинкой: мальчишкой, качавшимся на веревке, привязанной к опорам платформы надземки в Ист-Сайде. Где-то в районе 100-й улицы. Перелетая из солнца в тень и из тени на солнце, он описывал идеальную перевернутую дугу. Она видела его где-то в двадцатых годах, когда проезжала мимо в автомобиле, казавшемся большим, как комната, по пути на юг к их дому с видом на сад и реку. Он был старше ее, но это не имело значения. Хотя она была всего лишь маленькой девочкой и не надеялась когда-нибудь увидеть