– Вы зачем здесь ползаете? – тихо спросила меня девочка в белоснежной балетной пачке.
Я уткнулась едва не носом в её коленки. Сказать мне было нечего, я лишь пыхтела тульским самоваром. Девочка что-то подергала на моей спине, и я с облегчением вздохнула – удавка перестала меня теснить.
– Нужно было молнию расстегнуть, – сказал ребенок просто.
– Солнышко ты моё! – радостно завопила я, перекрывая весь закулисный галдеж.
Впрочем, моего вопля никто не услышал, потому что из динамиков гаркнул военный марш, который прекратил распри разом. В самом деле, ругаться, когда тебя не слышат – глупо!
Я бодренько довершила свой туалет, нахлобучив белокурый парик весь в кудряшках, и подвалила к Серафиму.
– Я готова.
На сцене я растерялась. Софиты слепили глаза, зала я не видела. А тут ещё полилась наша песня. Да таким сильным красивым голосом – без логопедических отклонений! Я начала озираться, в надежде понять, кто поет. Кроме Серафима с микрофоном в руках никого не было… Ещё микрофон маячил у меня перед носом. Только я не пела – это точно! Я похлопала по нему пальцем с видом полнейшей идиотки.
Серафим приблизился ко мне и, лучезарно улыбаясь, спросил:
– Ты что, шалава, совсем сдурела? Танцуй, давай!
Я задергалась телом и поняла, что лиф на моей груди держится исключительно на «честном слове». Одно неверное движение и мое «женское достоинство» будет представлено обществу в первозданном виде. Пришлось быстро изобретать танец с плавными движениями к подмышкам. Там я хватала ткань и тянула вверх. При этом вертела попой, время от времени приседала и делала ножками длинные махи. Не забывала и шлепать губами, предполагалось, что я еще и пою. Правда, шлепала невпопад, будто жвачку жевала … В общем, никогда не думала, что жизнь девочек из подпевки так тяжела…
В завершении выступления Серафим выразил мне свою благодарность:
– Корова! – сказал он довольно громко так, что его услышали в зале. Довольный смешок прокатился среди зрителей.
– Козел, – ответила я, не снижая голоса.
Вот тут мы сорвали самые бурные аплодисменты. За кулисами певец хотел хлопнуть мне по лицу, я вырвала папочку у пробегавшего мимо конферансье, и замахнулась в ответ.
– Только попробуй! – пообещала я свирепо.
Гоша заржал во весь голос. Ему все понравилось, он даже простил мне укушенный палец.
– Долго ты у нас не продержишься, а жаль, – сказал он, отсмеявшись.
Потом мы выступали в пожарной части. Мужики кругом были – все как на подбор. Тут я следила за своей грудью еще более ревностно и от этого невероятно устала. На третий адрес ехала уже в отупении. Костюм переодевать туда-сюда не рискнула, поэтому ощущала себя отвратительно. Вспотела еще больше, теперь от меня разило.
Серафим морщил нос и хватался за шелковый платочек.
– Может, духами побрызгать? – предложил Гоша.
– Тогда