Вот, оказывается, как быстро пролетела жизнь – такая светлая и манящая в юности, и такая неумолимая и жестокая в старости. Чувство досады сдавливало грудь, разрасталось могучими корнями по всему телу и не давало покоя теперь уже ни днём, ни ночью.
В таком грустном состоянии дед Терентий лежал на полутораспальной полупровалившейся кровати, укрытый до подбородка пуховым одеялом и овчинным тулупом. На широкой взбитой подушке в ситцевой цветастой наволочке его лицо было мраморно-белого цвета, и выглядел он крайне печальным. Слежавшиеся нерасчёсанные седые волосы были растрёпаны, давно не бритое осунувшееся лицо выглядело отрешённым, а некогда живые с голубизной серые глаза ввалились и не излучали никакого интереса к происходящему. Сам для себя Терентий Агеевич решил, что на то воля свыше, на сопротивление болезни сил уже нет – знать, надо спокойно распрощаться с этим миром.
Ещё до выхода на пенсию (а работал он столяром в ремесленном училище – чинил стулья, окна, двери, полы), Терентий Агеевич слыл спокойным, рассудительным и даже счастливым человеком: три дочери – все «на подбор», выйдя замуж за моряков и офицеров, жили в своё удовольствие, хотя и вдали от него, но это было продолжение его рода, его дерева. У каждой свои детишки, а вон Людка так сразу четверых завела за два раза. Всё у них было справно и толково: мужья на службе, жёны с детьми. Правда, у Полинки не всё ладилось из-за живущей вместе с ними свекрови, ну да можно стерпеться, чай не война. Каждый год дочери сговаривались и летом наезжали в свой отчий дом с детьми, а иногда, если получалось, то привозили и мужей. Дед Терентий на этот случай припасал первачка, а бабка делала для женской половины бражки. В разговорах, заботах о детворе, загораниях, купаниях быстро проходил месяц-другой, и, распрощавшись, набрав вволю печёных сладостей и что-нибудь посущественней из провизии, вся ватага разлеталась в свои стороны, за тридевять земель: Людка – в Подмосковье, Надежда – на Камчатку, ну а Полина – на границу, к себе на заставу.
Дом у Терентия Агеевича был хотя и небольшой, но уютный и исправный: две большие комнаты, кухня с отгороженной в ней светёлкой с небольшим оконцем. Там дед Терентий и лежал сейчас. Он любил эту небольшую комнатушку: во-первых, тепло от печки, во-вторых, из окошка был виден двор и сад, в-третьих, в уединении лучше думалось и мысли работали красивше.
Да и с женой Терентию Агеевичу повезло: была Харитинья Игнатьевна работящая, терпеливая,