Она шла по мрачному узкому коридору, особенно холодному по ночам, прижимая к груди глиняный кувшин. Всем, кто попадался на пути, Ратта говорила:
– Кахир приболел. Простудился. Я несу ему травяной отвар.
И все понимающе кивали. Мать есть мать. Многие считали Кахира сыном Ратты, а она эти слухи не опровергала. Скоро Храм успокоится. Все улягутся и, намаявшись за день, погрузятся в глубокий сон. Их с Кахиром никто не потревожит. Ратта боялась того, что собирается сделать. У нее не было мужчины с тех пор, как она попала в Храм. Да и тех двоих ублюдков, что решили ее невинности в грязном бараке красных каменоломен, она мужчинами не считала. Это были скоты.
На самом деле Ратта прекрасно понимала мать Весту, которая тоже через это прошла. Насилие это чудовищно. Поэтому ни с кем из братьев по новой вере Ратта так и сошлась, хотя засматривались. И сейчас она была женщиной хоть и зрелой, но далеко еще не старой. В самом соку.
Тело Ратты было крепким, талия тонкой, а грудь упругой и кипельно белой, в отличие от обветренного лица. Ратта невольно чувствовала ее, когда прижимала кувшин, особенно выпирающие соски. Сердце оглушительно стучало.
– Кахир, – негромко позвала она, приоткрыв дверь.
Он уже лег и очень удивился, что кто-то пришел к нему в келью так поздно.
– Сестра? Что случилось?
Кахир сел. Несмотря на холод, спал он без рубашки. Свет в его келье был скудным, он проникал сюда через небольшое узкое окошко, но луна сегодня светила особенно ярко. И Ратта смогла рассмотреть мощный торс и литые грудные мышцы. Щетину на подбородке, которая росла стремительно. Кахир выглядел намного старше своего возраста. Ему сейчас было почти двадцать солнц, как говорят эти высшие. Или лет, как принято считать в Храме. Но на вид так гораздо больше. Мужчина!
– Что у тебя в руках? – с любопытством спросил Кахир.
– А, это… Это вода, – Ратта осторожно поставила кувшин на шаткий деревянный стол.
И села на кровать. Кахир невольно вздрогнул и отодвинулся.
– Не бойся, – ласково сказала Ратта. И погладив парня по груди, покрытой, словно шерстью курчавыми черными волосами, почувствовала, как он напрягся. Задела сосок и сама невольно покраснела. Но она уже решилась. – Ты вырос, Кахир. И ты не должен больше бояться женщин.
– Но ведь похоть это чудовищный грех, – сказал он хрипло. Мышцы напряглись. Жар охватил все тело. Кахир снова хотел отодвинуться, но не смог.
– Я тебе помогу. Ложись. В первый раз я сама.
Ратта ласково коснулась рукой его плеча, принуждая лечь. И хоть рука ее была слабой и легкой, как перышко по сравнению с сокрушительной силой Кахира, он послушался. Когда он лег, Ратта стала его гладить. Сначала обнаженный торс, потом ее рука опустилась ниже. Нет, все в порядке. Его мать не успела. Слишком могучий организм. Веста так и не смогла выбить из ненавистного сына чувственность.
Аль Хали. Кровь и плоть Ранмира. И ничего ты с этим не сделаешь.
Ратта несмело коснулась