– Мы нуждаемся в ваших услугах. В вашей памяти содержатся образы изваяний… которые делал туман…
– Да, есть такое.
– Мы хотели бы подписать с вами контракт на использование этих образов…
– Идите вы…
Добавляю слова, которые в современном мире уже не понимают.
Отключаю связь.
Прикидываю, за сколько доберусь до космодрома.
– Вы арестованы.
Оборачиваюсь. Думаю, что еще можно успеть, заскочить в ракету, десять секунд до старта…
Не заскакиваю.
Оборачиваюсь, смотрю на тебя, так и чувствовал, что ты будешь караулить меня на космодроме, чувствовал – и все равно летел сюда, надеялся непонятно на что…
Говорю – обреченно, отчаянно:
– Слушай, отпусти, а? На хрена я тебе нужен вообще…
Ты бледнеешь, хорошо у тебя лицо сделано, бледнеть может.
– К-куда пустить?
– Туда…
Показываю пальцем в небо.
– И я тебе мешать не буду. Чтобы это… – с трудом вспоминаю слово, – прецедент не создавать.
Ты вздрагиваешь:
– А инфа? А память?
Копию сделай. С моей памяти. И себе вложи.
– Ну давай… пойдем… сделаем.
Обреченно иду прочь от ракеты. Чувствую, что ты меня обманешь.
Обманешь…
– …готово.
Ты держишь мою память, моё сознание – бережно, как величайшее сокровище. Еще раз смотришь на него – прежде чем слиться с ним воедино.
Поворачиваешься ко мне.
– Спасибо.
Спускаешь крючок.
Выстрел.
Еще успеваю удивиться, я почему-то думал, что ты уничтожишь мое сознание – нет, ты предпочел уничтожить меня самого… всего… целиком…
– Все в порядке? – двое полицейских заглядывают в комнату.
Ты киваешь.
– Да. Всё хорошо. Я от него избавился.
Полицейский недоверчиво смотрит на то, что от меня осталось.
– А… а тело-то зачем?
– Да… программа сбилась…
Здесь уже не говорят, – нервы сдали, здесь говорят – сбилась программа. Ты скажешь именно так.
Ты распахиваешь окно, прыгаешь в пустоту, навстречу шумному городу.
Выпускаешь воздушную подушку.
Летишь домой.
Ты не ошибешься, ты знаешь, что лететь надо посередине улицы, а не по тротуарам.
Ты даже не назовешь их тротуарами.
Швейцар встречает тебя у входа, смотрит мерцающим экраном, кто-то из соседей приветливо сигналит тебе.
Они еще не знают, что тебя больше нет.
Есть только я.
Две точки на линии
– Принимай заказ, что ли.
Принимаю заказ, что ли. Первый. Самый первый. Волнуюсь, не то слово, проклятое чувство, что сейчас дадут что-нибудь такое, к чему вообще не буду знать, с какого бока подойти.
Мастер протягивает листок бумаги:
– Вот… линию видишь?
Присматриваюсь к бумаге, вижу прочерченную прямую.
– Вижу.
– Отлично. Прямо