Гвоздарь смотрел на девочку. Всего пару дней назад он бы ее зарезал. Мысленно бы извинился, глядя в эти несчастные глаза, и полоснул ножом по горлу. Не стал бы мучить, как любит мучить отец, но все равно убил бы, а потом снял золото с распухшего тела и ушел. Жалел бы, даже положил бы жертву на весы Бога-Мусорщика, чтобы помочь девочке на том свете, во что бы она ни верила. Но она была бы мертва, а он бы считал, что ему повезло.
А теперь, после вони черной нефти, после того, как он по горло в теплой смерти смотрел наверх, на Ленивку, на светлое пятно краски у нее на лице, на единственный свой шанс на спасение… Если бы удалось уговорить ее, чтобы пошла за подмогой… тогда его бы спасли, и все было бы по-другому.
Но он так и не докричался до ее совести.
А может, и нет у нее никакой совести. Некоторые люди способны заботиться только о себе. Люди вроде Ленивки.
И его отца.
Ричард Лопес уж точно не стал бы раздумывать. Перерезал бы горло богачке, сорвал кольца, стер с них кровь и расхохотался.
Гвоздарь ничего не должен этой девчонке. Она не из его команды.
Но теперь, после купания в нефти, он думал о том, как ему хотелось тогда, чтобы Ленивка поняла: его жизнь не менее важна, чем ее.
На пальцах девочки сверкало золото.
Что с ним такое? Хотелось врезать кулаком в стену. Почему он не может просто поступить разумно? Мобилизовать волю, нанести удар и взять добычу? Он будто слышал хохот отца, издевки над своей глупостью.
Гвоздарь смотрел в умоляющие глаза, как в свои собственные.
– Извини, Пима, я так не могу, – сказал он. – Мы должны ей помочь.
Пима поникла.
– Точно?
– Ага.
– Черт!.. – Пима вытерла глаза. – Давай я ее зарежу. Ты еще меня поблагодаришь за это.
– Нет. Пожалуйста, не надо. Мы оба знаем, что это неправильно.
– А что правильно? Погляди на все это золото.
– Не убивай ее.
Пима скривилась, но убрала нож.
– Может быть, она отдаст хотя бы серебро?
– Может быть.
Гвоздарь уже жалел о своем выборе. Видел, как рушатся его надежды на лучшее будущее. Завтра им с Пимой снова предстоит ковыряться в танкере, а девчонка либо выживет и уберется восвояси, либо привлечет сюда весь Брайт-Сэндз-Бич. Так или иначе, он ничего не получит. Удача сама шла в руки, а он ее отверг.
– Прости, – сказал он, не понимая, перед кем извиняется: перед Пимой, перед собой или перед девочкой, которая смотрела на него большими