Кардинал величественно сложил руки.
– Джон, скоро вы станете самым богатым человеком в мире. Многие люди придут к вам с целью предложить возможности капиталовложения. Я же, говоря прямо, пришел попросить вас вложить часть своего состояния в благотворительность.
По крайней мере, он не стал долго ходить вокруг да около.
И, похоже, он не собирался ждать ответа Джона. Его одетый в черное помощник передал ему папку, из которой были извлечены фотографии детей, большинство из которых были чернокожими и сидели за ткацким станком, тащили на спине корзины с кирпичами или возились в темном подвале с мокрыми тюками тряпок.
– Детский труд все еще очень распространен, и сотни тысяч детей работают в условиях, которые можно обозначить словом «рабство». Родители, будучи не в состоянии прокормить их, отдают их за пару долларов в такие условия, из которых они уже не могут вырваться. Поскольку святой отец очень печется о благе детей этого мира, он поручил мне заняться проектом, который, если вкратце, имеет своей целью выкупить из рабства как можно больше детей.
– Из рабства? – эхом повторил Джон, разглядывая снимки. – Оно еще существует?
– Его называют иначе. Официально считается, что дети выплачивают долги своих родителей. Но в целом это то же самое. – Кардинал снова театрально развел руками. – Даже несколько миллионов долларов могут сотворить в этом случае чудеса…
В этот миг распахнулась дверь, и в дверном проеме появилась голова запыхавшегося Грегорио.
– Джон! Эдуардо! – с трудом проговорил он. – Идемте, скорее. Вы должны это увидеть… по Си-эн-эн, новости… Невообразимо! Извините, ваше преосвященство…
Джон и Эдуардо удивленно переглянулись.
– Похоже, это важно, – с добродушной улыбкой произнес кардинал. – Идите же. Я подожду.
И они пошли, скорее из-за возбужденного состояния Грегорио, чем из интереса к каким-то новостям, следуя за тяжело дышащим мужчиной вверх по лестнице в маленький салон на втором этаже. На большом экране там мигал привычно тревожный дизайн Си-эн-эн, журналистка как раз заканчивала разговор с репортером на месте событий, обмениваясь с ним ничего не значащими фразами, сверкнула реклама. Padrone сидел в глубоком кресле, подавшись вперед, положив подбородок на сложенные руки. Грегорио, тяжело дыша, остановился за диваном, оперся на него руками, покачал головой и произнес:
– Какой позор! Какой позор…
Джон подошел к Альберто, неподвижно стоящему и наблюдающему за происходящим с большим бокалом спиртного в руке.
– Да что случилось-то?
– У вашего брата Лино остался незаконнорожденный сын от интрижки, которая случилась четыре года назад, – произнес Альберто. – Если это правда, то он – наследник состояния Фонтанелли.
7
Он действительно