– И правда с головушкой у тебя неладно. Ложись немедленно, а чугунину эту я на место поставлю, к печке.
Теперь уже я вцепилась в кочергу, будто в драгоценность.
– Печка все равно не топится, а мне спокойнее.
– Так ты сама же запретила топить, дескать, дым идет, угореть недолго. – Старуха ухватила другой конец кочерги. – А всякая вещь должна на своем месте стоять.
– Вот пусть у нее и будет место у моей кровати, – уперлась я.
Марья всплеснула руками.
– Да что ж это с тобой такое! Зачем тебе кочерга?
Незваных гостей из дома гнать, неужели непонятно!
– А зачем тебе мыть полы? – ответила я вопросом на вопрос.
– Так чтобы аспид этот дорогу сюда навсегда забыл! Али вернуть его хочешь?
Хотеть, я, конечно, не хотела, но…
– В доме есть другие мужчины?
– А зачем тебе? – насторожилась бабка.
– Для утех непотребных, – не удержалась я. – Зачем еще мужчина в доме нужен?
В моем мире – вроде и незачем, а тут – пока неясно. Был бы у меня пистолет, а не кочерга, может, и тоже незачем. А есть здесь пистолеты?
Марья хватанула ртом воздух, побагровела, и я испугалась, что ей сейчас плохо станет. Я торопливо сказала:
– Я пошутила. Чтобы кочергу у кровати не держать.
Она подозрительно уставилась на меня, я изобразила самый невинный вид, на который только была способна. Марья просветлела лицом, и я добавила:
– Мало ли, влезет кто, а кроме нас и никого.
– Да ты что! Все же в деревне знают, что барышня тут.
Меня это вовсе не успокоило.
– Тем более!
– Брат мой младший – староста сейчас в Отрадном. Он всех знает, его все знают. И все знают, что ни меня, ни тебя он обидеть не позволит.
Как, интересно, он сможет не позволить? Пока я размышляла об этом, Марья ловко выхватила из моей руки кочергу, пристроила ее к печке. Не драться же с ней! А нянька, поняв, что победила, снова взялась за ведро. И при виде того, как она старательно намывает и без того чистый пол, мне почему-то стало жаль «аспида». Чего же такого он сделал, чтобы его из этого дома провожали будто покойника?
Да и смотреть на то, как старуха моет полы, когда я сижу, было по-прежнему неловко.
– Перестань, и так чисто, – попросила я.
Она выпрямилась, уперла руки в бока.
– После того, что он сделал, ты его жалеть будешь?
– А что он сделал? – полюбопытствовала я.
Кроме того, что мне нахамил? Отвез в «глушь», которую моя предшественница «терпеть не могла», и оставил там в развалюхе с одной старухой-нянькой?
Она изумленно вытаращилась на меня. Я вопросительно уставилась на нее. Какое-то время мы играли в гляделки, потом Марья вздохнула.
– Да я и запамятовала… Батюшку твоего он, считай, своими руками застрелил.
Я охнула.
– В голове не укладывается!
– Вот так вот. Он добрый был, барин. Щедрый, всех привечал, а этот… – Она