Теперь Слава пошел в школу. К половине девятого Варя должна отвести его на занятия, и уже через три часа забрать. Времени в сутках, будто враз стало меньше.
Они молчали, глядя друг на друга, каждая со своими обвинениями в глазах. Отец никогда не встревал, предпочитая только успокаивать после, причем мать и дочь по-отдельности. А ещё никогда и ни в чем не упрекал. В этом матери было чему у него поучиться.
Она звала Варю неблагодарной. Хотя сама была именно такой.
– Я готов! – донесся голос с лестницы, а следом и скрип деревянных ступеней.
Ветка ближайшего дерева снова со всей силы врезалась в окно, но никто не отвел взгляда. Варя уступила, но только чтобы не продолжать крики при Славе, ему нервничать нельзя. Но никак не из-за слабости перед матерью. Взяв на себя половину ответственности за брата, она почувствовала собственную силу, и отказываться от нее ради материнского эго, что она страдалица с больным ребенком и все ей должны, не собиралась.
– Я уже одеваюсь, Слав! Надевай пока унты! – отозвалась Варя, покидая кухню и не глядя на обоих родителей.
Дом, который они легко выкупили, заплатив лишь треть от суммы, полученной с продажи жилья на побережье, стоял на последней улице. Дальше – кромешная тьма из переплетения величественных сосен и обитателей тайги, с которыми никто не хотел бы встретиться. Отцу пришлось получать разрешение на оружие, без которого мать отказалась въезжать, и они жили это время в захудалой квартирке ближе к рыбозаводу.
Зачем было брать хоть и просторный, но все же дом около леса, Варя понять не могла. Да, до тайги было почти целое поле, но все же они были первыми, к кому заглянут звери, решившие посетить поселок. У ее семьи даже собаки не было, да и вряд ли она могла спасти от волков, или, ещё хуже, медведя. Пока они добирались до города, Варя нашла несколько статей о выходящих в села и на трассы медведей в этом крае.
Радовало одно: в поселке было много фонарей. А Варе казалось, что если есть свет и электричество, это не столь дикая земля, чтобы делить ужин с лесным зверьём.
Когда она вернулась, одетая в два свитера и большие дутые штаны поверх термобелья, то застала сидящего на обувной полке Славу и помогающую ему надевать унты мать. Варя понимала, что та пыталась беречь сына, тем более больного, но иногда это переходило все границы.
Она открыла рот, собираясь напомнить о том, что Слава уже школьник и справиться с обувью сам, но наткнулась на отцовский взгляд. Тот ясно, немного устало говорил: не связывайся. Он уже утомился доказывать матери, что у Славы не ампутированы ноги и руки, но почему-то это пролетало мимо ушей. Иногда, правда, все же достигало цели, но и тогда следовал скандал.
На улице стоял морозный февраль, и сборы больше были похожи на обратную съемку чистки капусты, так что к концу оставались одни глаза. Когда они только приехали и выгружали вещи, по возвращении в квартиру Варя заметила льдинки на шарфе и заснеженные ресницы поверх