Никогда, так?
Закрывая за собой дверь, Варя все ещё прокручивала слова соседки. Но стоило повесить куртку, как испуганный голос мамы сбил все переживания:
– Слава, ты что, снова упал? У тебя снова был приступ, да? Вот я дура, что согласилась на обычную школу, нужно было переводить тебя на домашнее…
Она едва не плакала, пока Слава поедал выданный бублик и мотал ногами, мешая матери снимать унты. Ему уже было достаточно хорошо, чтобы наслаждаться мамиными слезами.
– Все с ним нормально! – закричала Варя, за шиворот поднимая его с обувной полки и ставя на ноги. – И он сам может снять, эти чёртовы, унты!
– Ты! – воскликнула в ответ мать. – Тебя я послушала, и отправила его в школу, где никто не сможет помочь, если снова будет приступ! Врач предупреждал, что эмоциональные потрясения могут спровоцировать новые проблемы, но нет, ты же самая умная!
Варю уже давно было не пробить криками. Она встала, скрещивая руки на груди и загораживая брата, готовая защищаться.
– Слава. Нормальный. Пацан. Он понравился учительнице, в первый же день подружился с соседом по парте. И прости, мам, но ты не имеешь права лишать его общения и социализации из-за своих страхов.
– Общение не может быть важнее жизни, – неожиданно тихо, но четко проговорила мама, вытирая щеки.
– Какая же это жизнь, мам? Здесь, в четырех стенах?
– Но ты же живёшь так двадцать лет, и выходить на улицу не хочешь.
Варя вздохнула, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать вслед за матерью. Не родись Слава, ее жизнь бы сложилась совсем иначе, чем бесконечный декрет в четырех стенах, а в роли ребенка – больной брат.
– Больше Слава в школу не пойдет. Я все сказала.
И Варе было нечего ей противопоставить.
Мать ушла на кухню – котлеты могли подгореть, пока они ругались – и оставила их наедине.
Слава тем временем спокойно дожевал бублик, сбросил обувь и уже собирался идти к себе, когда Варя зло бросила ему в спину:
– Доволен, ябеда?
Она знала, что обиднее слова для детей не бывает, и смело его использовала. К тому же, по-другому назвать его стукачество было нельзя.
Губы Славы затряслись от обиды, и он дрожащим голосом воскликнул:
– Я не ябеда!
– Ещё какая ябеда, – покачала головой Варя, проходя мимо него, словно мимо пустого места. – Никто не захочет дружить с ябедой. Хотя, с тобой и так никто не будет дружить. Ты же больше не выйдешь из этого дома, а здесь только мама, папа и я.
Варя ушла наверх и заперлась в комнате, так что не могла слышать, закатил Слава истерику или нет. Она не хотела так грубо обращаться сним, но чувствовала, что иначе он не поймет. Конечно, сейчас ему хорошо дома, где мама готовит его любимую еду, убирает игрушки и не даёт даже обувь надеть самостоятельно, папа читает сказки и катает