Праздничный стол раскладывался в большой комнате. Лена любила кормить, но среди гостей встречались кулинары узких специализаций. Например, доцент Петухов, как только народ усаживался вокруг стола, отправлялся на кухню готовить на всех драники. У хозяйки имелись свои рецепты многих блюд, и обязательно на столе стояли кувшины с морсами ее приготовления. На стене висела грамота за первое место в конкурсе: «что приготовить из сухого хлеба». Лена рассказала, как во время работы с заглавиями в газетах (мастерили какую-то важную статью) наткнулась на объявление об этом конкурсе и решила придумать десяточек способов. Мы спросили ее, пробовала ли она сделать что-нибудь, хотя бы по одному из этих рецептов. Лена засмеялась, «могу поискать то, что посылала, а вы попробуете».
Помню на этих сборищах молодую женщину, высокую, королевского сложения, она вела себя за столом как маленькая невоспитанная девочка, выхватывала еду из-под носа соседа, громким хохотом глушила всю компанию и время от времени вещала доморощенные «мудрости». Никто серьезно не обращал на нее внимания: дикие люди среди культурных – это же сад всех цветов.
Другой доцент, с полным отсутствием дикости, рассказывал Елене Юрьевне: «Две прекрасные женщины захотели жить вместе». Так он объяснил, что, купив квартиру для жены и дочки, обнаружил в ней тещу.
Все прекрасно знали друг друга, и только меня не знал никто, кроме хозяйки, но Ленка создавала такую обстановку, что я не чувствовала себя чужой.
В простые дни народ не исчезал, ключ от квартиры лежал под ковриком. И еда никогда не кончалась, зато часто кончались деньги, хотя на наряды деньги не шли. Помню ее зимнее пальто, сильно напоминающее ту одежду, что показывали в наших довоенных фильмах. Начиная с первой ампутации ничего кроме сарафана, время от времени нового, на ней не бывало.
Лена отказалась от инвалидности, потому что боялась ограничить свою роль на кафедре, и все, кто мог, включая меня, помогали ей деньгами.
Вот я прихожу на встречу Нового года. Почетным гостем оказался юноша из Колумбии, безответно влюбленный в Таню, крымскую аспирантку Е. Ю. Таня выгружает посылку из дома: банки консервированных персиков, и прочее, и прочее, а колумбиец берется за гитару. Всю ночь он, изливая душу, пел народные песни, в них мы слышали знакомые мотивы из «Юноны и авось» Рыбникова, а испанские слова добавляли силы.
Кроме песен было традиционное гадание с шапкой: ты опускаешь туда руку, и на вынутой записке видишь свою жизнь в новом году зашифрованной, как в книге перемен; и, наконец, после 12-ти в бокал шампанского надо было опустить кусочек шоколада – он или всплывал, или болтался на дне. И то и другое было признаком, но чего – убей Бог, если помню.
В жизни Лены это не последняя встреча нового года, но оставалось ей совсем немного. Лена умерла