Годар. Смилуйтесь, мадемуазель! (В сторону.) Вот тебе за насмешки.
Полина. Ах, сударь, вы богаты и столь щедро одарены природой, вы так благовоспитанны, так умны, что легко найдете девушку и богаче и красивее меня.
Годар. Но когда любишь…
Полина. Вот именно, сударь, когда любишь…
Годар (в сторону). Она влюблена! Останусь и разузнаю, в кого именно. (Вслух.) Мадемуазель, надеюсь, что, щадя мое самолюбие, вы по крайней мере разрешите мне погостить здесь несколько дней?
Полина. Спросите, сударь, моего батюшку. (Уходит.)
Гертруда (входя, Годару). Ну как?
Годар. Отказала наотрез, жестоко и бесповоротно; уж не занято ли ее сердце?
Гертруда (Годару). Занято? Я воспитала эту девочку, мне было бы все известно… К тому же нас никто не посещает. (В сторону.) Его слова зарождают во мне подозрение… Они, как кинжал, вонзились в мое сердце. (Годару.) Узнайте же у нее…
Годар. Узнать? Да при первом же моем намеке на ревность она прямо-таки взбеленилась.
Гертруда. В таком случае я расспрошу ее сама.
Генерал. Вот и доктор. Сейчас мы узнаем всю правду о смерти жены Шампаня.
Явление пятое
Те же и Вернон.
Генерал. Ну как?
Вернон. Все, как я и предсказывал! (Раскланивается.) Существует непреложное правило: если человек имеет обыкновение бить свою жену, он ни под каким видом не решится ее отравить; это ему может слишком дорого обойтись. В таких случаях свою жертву разумнее щадить…
Генерал (Годару). Он очарователен.
Годар. Очарователен!
Генерал (представляет Годара доктору). Господин Годар.
Годар. Де Римонвиль.
Вернон (оглядывает его и сморкается. Потом продолжает). Если уж и произойдет убийство, так только по ошибке: потому, что человек в пылу ссоры не рассчитает удара. А наш Шампань простодушно радуется, что овдовел, так сказать, естественным образом. И действительно, жена его умерла от холеры. От азиатской холеры; это заболевание редкое, но все же встречается, и я очень рад, что мне довелось стать свидетелем случая, который мне не приходилось наблюдать со времен египетского похода[4]… Если бы меня вовремя пригласили, я бы спас больную…
Гертруда. Ах, какое счастье! Меня ужасала мысль, что в нашей местности, где спокойствие не нарушалось целых двенадцать лет, могло произойти убийство.
Генерал. Вот к чему приводят сплетни! Но уверен ли ты, Вернон?
Вернон. Уверен ли я? И это спрашивают бывшего полкового врача, который пользовал двенадцать французских армий, начиная с тысяча семьсот девяносто третьего по тысяча восемьсот пятнадцатый год… который практиковал в Германии, Испании, Италии, России, Польше, Египте… Это спрашивают у врача-космополита!
Генерал (хлопает его по животу). Ах ты, шарлатан!