На следующий день Каллист спал до полудня, так как баронесса запретила его будить; Мариотта подала завтрак своему любимчику в постель. Строго, как в монастыре, установленные часы завтраков и обедов нарушались только в угоду избалованному Каллисту. Всякий раз, когда требовалось выманить у девицы дю Геник связку ключей, чтобы добыть еды в неурочный час, приходилось вступать с суровой домоправительницей в долгие объяснения, но можно было без труда добиться успеха, сославшись на желание Каллиста. Около часа дня барон, его супруга и девица дю Геник собрались в зале, где они всегда проводили время до обеда, который подавали ровно в три. Баронесса снова взялась за «Котидьен» и начала читать вслух, так как перед обедом старик чувствовал себя несколько бодрее. Когда Фанни уже заканчивала чтение, наверху послышались шаги, она выронила газету и произнесла:
– Каллист, очевидно, сегодня опять обедает у де Туш. Слышите, он одевается!
– Ну и пусть идет, молодому человеку надо развлекаться, – возразила Зефирина и, нащупав свой серебряный свисток, свистнула один раз.
Появилась Мариотта и стала в дверях, ведущих в залу и задрапированных такой же шелковой тканью, как и окна.
– Звали меня, барышня? – спросила она.
– Кавалер не обедает сегодня дома, рыбы не готовить.
– Ведь мы этого наверное еще не знаем, – ответила прекрасная ирландка.
– Вы, кажется, сердитесь, сестрица? Я слышу это по вашему голосу, – сказала слепая.
– Господин Гримон сообщил мне вчера очень серьезные вещи насчет мадемуазель де Туш, да мы и сами видим, что она за год совершенно изменила нашего Каллиста.
– А в чем именно? – осведомился барон.
– Да он теперь читает разные книги.
– Ах, так! Вот почему он забросил охоту и лошадей.
– Она предосудительного поведения и, кроме того, носит мужское имя.
– Это просто кличка, – пояснил старик. – Я тоже во время войны назывался «Ответчик», графа де Фонтэна звали у нас «Большим Жаком», а маркиза де Монторана – «Молодцом». У меня был друг «Фердинанд», тоже не подчинявшийся новой власти. Право, славное было времечко! Мы воевали, а в свободное время развлекались, как могли.
Видя, что старик, увлеченный воспоминаниями о былых своих подвигах, позабыл родительскую тревогу, Фанни огорчилась. Внушение священника, сдержанность и скрытность сына лишили ее сна.
– Ну и что тут такого, что кавалер влюбится в мадемуазель де Туш? Беда невелика, – вмешалась Мариотта. – У нее, у негодяйки, тридцать тысяч экю годового дохода, да и собой она еще красивая.
– Что ты говоришь, Мариотта? – воскликнул старик. – Чтобы дю Геник женился на какой-то де Туш! Ведь де Туши не были даже нашими оруженосцами