Эрнест выныривает следом, жадно хватая воздух и улыбаясь так широко, что щеки морщатся. Хэдли подставляет ему соленые губы – кончики его мокрых усов щекочут ей щеки. В воде оба они одного роста.
Они плывут к берегу, под тень деревьев. Эрнест выбрался на камни, а Хэдли лежит в теплой зеленоватой воде, едва шевеля ногами. Всю прошлую неделю они отрабатывали этот трюк.
– Так нормально?
– Подплыви ближе.
Хэдли смотрит на горизонт, разделяющий Антиб надвое: верхняя половинка – небо, нижняя – море. По правде говоря, забава ей не слишком нравится, но приходится соглашаться. Слышно, как Эрнест, готовясь прыгнуть, шлепает босыми ногами по камню. Он явно нервничает, и от этого ей тоже не по себе.
– Готова?
– Да.
Он тоже крикнул «готов», подавая знак, что сейчас прыгнет.
И ныряет – Хэдли ощущает, как его тело, со свистом пролетев над самой ее макушкой, входит в воду совсем рядом.
– Класс! – восклицает она, когда муж с ликующим видом вновь появляется на поверхности. Ей нравится смотреть, как меняется его физиономия, когда она его хвалит. В такие минуты он напоминает кота, которого чешут за ухом.
– Я ведь не задел тебя?
– Нет. Ты пролетел на полдюйма выше.
– Теперь ты. – Он ехидно улыбается.
– Опять дразнишься?!
– Ладно, поплыли к понтону.
На этот раз Хэдли добралась первой и болтает ногами под понтоном, давя пятками наросшие на досках ракушки. Солнце печет уже порядочно.
Они выбрались на дощатый настил, и понтон слегка просел под их весом. Эрнест притянул к себе мокрую Хэдли и заключил в объятия, на которые так щедры были эти каникулы.
– Эрнест?
Ни слова в ответ.
В Париже они предавались любовной игре куда чаще, так что Эрнест мог досконально разглядеть положения локтей, колен и шей, чтобы потом описывать их в своих рассказах. Они специально принимали позы, которые были ему нужны для очередной сцены. Эрнест делал наброски, они вновь сплетали тела, и в итоге падали, не удержавшись, и хохотали как ненормальные от несоответствия реальности тому, что он понаписал: расплющенные руки, неестественно вывернутые ноги, торчащие в разные стороны ступни – все это мало походило на романтическую сцену. Иногда ей казалось совершенной глупостью, что он так долго и тщательно все описывает, чтобы потом выкинуть большую часть.
А в Антибе Эрнест не пишет вовсе, что само по себе опасно. Если он не сосредоточен на работе, его воображению предоставлен слишком большой простор, и оно начинает искать возбуждения там, где не следует. Как бы ей хотелось, чтобы он сейчас был увлечен новым романом или новеллой и игнорировал Файф – да хоть бы и Хэдли, пожалуйста, если творческий процесс станет противоядием от этой женщины.
Улегшись