Мисс Олдридж наблюдала за ним с озабоченным видом.
– Продолжительное путешествие под ледяным дождем прошлой ночью не могло не сказаться на вашей ране. Я об этом только сейчас подумала. Нынче утром я больше всего боялась найти вас с переломанными костями в какой-нибудь канаве и уже настроилась собирать вас по кусочкам. Так почему же я для вас главнейшее дело?
Пока она говорила, Алистер напрочь забыл, что собирался ей сказать, зато вспомнил, как она, покинув теплый, уютный дом, поехала за ним, невзирая на непогоду. Вряд ли какая-то другая женщина решилась бы на это – разве что мать. Но ведь мисс Олдридж вообще отличалась от других женщин, поскольку возглавляла семью, несла за нее ответственность.
Именно от нее зависела прокладка канала, напомнил он себе, и, чтобы не упустить представившуюся возможность, надо привести в порядок мысли.
– Никто другой не станет говорить со мной открыто: вы сами это сказали, – а мне необходимо понять, почему вы возражаете против строительства канала.
– Не все ли равно? Вы приехали, и все возражения растают, словно снег под горячими лучами солнца.
– Но я не хочу злоупотреблять своим положением!
– В таком случае вам не следовало приезжать, – скептически взглянув на него, заявила Мирабель.
Алистер отвернулся и, невидящим взглядом уставившись в окно, сосчитал до десяти.
– Мисс Олдридж, должен прямо сказать, что из-за вас мне хочется рвать на себе волосы.
– А я-то думала, в чем тут дело.
Алистер круто развернулся:
– Какое дело?
– Я думала, обстановка накалена из-за плохой погоды. А оказывается, это из-за вас. Вы удивительно сильная личность, мистер Карсингтон, так почему из-за меня вам хочется рвать на себе волосы?
Алистер смущенно посмотрел на нее. Коса, нарушив прическу, сползла к уху и практически расплелась.
Он решительно направился к столу, сгреб с поверхности пригоршню шпилек и подошел к ней.
– Это ваше.
– Ой, спасибо.
Она протянула руку, но он, проигнорировав этот жест, взял непослушную косу, свернул и, уложив на место, заколол шпильками.
Она стояла не двигаясь, уставившись на его галстук.
Волосы у нее были шелковистые, мягкие, и так хотелось зарыться в них пальцами.
Водворив косу на место, он отступил на шаг:
– Так-то лучше.
Она какое-то время молчала, и лицо ее было так же напряжено, как у его кузины, когда она разбирала египетские иероглифы.
– Они меня отвлекали – ваши волосы: когда что-то не в порядке, это мешает думать, – заявил он совсем некстати.
Но разве это оправдание? Джентльмен может позволить себе подобную вольность только с близкой родственницей или любовницей, но он не мог удержаться и теперь лихорадочно придумывал, как извиниться.
Она заговорила, опередив его:
– Так вот что вас так расстроило!