Так или иначе, но я выложил ему все. От начала до конца! Он выслушал меня с сочувствием, но в этом сочувствии я уловил скрытое неодобрение.
– Ты ведь отнесешься к моей тайне с уважением, а, Роско? Кроме нас, знать об этом не должен никто.
– Не беспокойся, старина, буду нем как могила.
И прямиком направился к миссис Вандерпэнт – наверное. Во всяком случае, вечером атмосфера изменилась. Люди бледными промельками скользят мимо меня, нервно улыбаются, в этих улыбках что-то жуткое, садистское, замешенный на страхе восторг. Стоит мне к кому-то обратиться, отвечают уклончиво, смущаются и тотчас исчезают прочь. Вечер танцев почему-то отменили. Эллу я найти не могу. Придется выползать отсюда. Буду искать ее снова.
ПОЗДНЕЕ. Господи! Свершилось. В отчаянии я пошел в кабинет управляющего – оттуда сквозь стеклянные стены просматривается весь универмаг – и встал на вахту. Ровно в полночь появились они, небольшая группа, будто муравьи тащили свою жертву. Жертвой этой была Элла. Они отнесли ее в отдел медицинских товаров. Ее и еще кое-что.
Когда я возвращался сюда, навстречу прошествовала порхающая, шипяще-свистящая орава – это были Люди Тьмы, в паническом экстазе они оглядывались через плечо, стремясь остаться незамеченными. Спрятался и я. Как описать эти мрачные, утратившие человеческие черты существа, бесшумные словно тени? Они отправились туда… где была Элла.
Что мне делать? Выход один. Надо найти сторожа. И все ему рассказать. Мы с ним спасем Эллу. А если сила окажется на их стороне… что ж, тогда оставлю этот дневник на прилавке. Завтра, если буду жив, успею его забрать до открытия магазина.
Если нет, смотрите в витрины. Ищите там три новых манекена: двое мужчин – один из них с виду романтик – и одна девушка. У нее голубые глаза, настоящие васильки, а верхняя губа чуть приподнята.
Ищите нас.
А их выкурите отсюда! И уничтожьте – раз и навсегда! Отомстите за нас!
Бешеные деньги[9]
Фуараль отвез телегу пробковой коры на шоссе, к перпиньянскому грузовику. Он возвращался домой, тихо-мирно шел рядом со своим мулом, ни о чем особенно не думал, и вдруг мимо него прошагал полуголый умалишенный, каких в здешней части Восточных Пиренеев никогда не видывали.
У них в деревне водились два-три головастых идиота, но этот был не такой. И не был он изможденный и буйный, как старик Барильеса после пожара. И не было у него крохотной усохшей головенки с языком-болтушкой, как у Любеса-младшего. Совсем какой-то небывалый полудурок.
Фуараль про себя окрестил его оголтелым: слепит и прыщет, будто солнце, в самые глаза. Красное тело так и прет из цветных лохмотьев: красные плечи, красные колени, красная шея, – и широкое круглое красное лицо так и прыщет улыбками, словечками, смешками.
Фуараль догнал его на гребне горы. Тот уставился вниз, в долину, точно остолбенел.
– Боже мой! –