Остенде. 1936 год: лето дружбы и печали. Последнее безмятежное лето перед Второй мировой. Фолькер Вайдерманн

что сколько бы денег он ему ни давал, тот лишь все глубже будет погружаться в омут, поэтому и пил все больше и больше, постепенно теряя благоразумие, а вместе с ним и свое мастерство. «Кому-кому, а мне не нужно рассказывать, что такое бедный маленький еврей, – ответил Рот. – Я таковой с 1894 года и горжусь этим. Ортодоксальный восточный еврей из вотчины Радзивиллов. Так что оставьте! Я бедный и маленький уже тридцать лет. Да, я бедный».

      Рот бранился, бесился и умолял Цвейга приехать. «Я вот-вот околею!» – кричал он. И девятого апреля: «Дорогой друг, если вы хотите приехать, поторопитесь, пока еще то, что от меня осталось, способно радоваться». Положение было критическое, и Рот усиленно драматизировал его в письмах другу. Цвейг уклонялся как мог. В Амстердам, мол, летает только немецкая Lufthansa, а он не желает ею летать. В то же время он признавался своему американскому издателю Бену Хюбшу, что его пугает встреча с Ротом. Сколько лет уже он твердит ему, чтобы он перестал транжирить и пропивать свой литературный талант. Ничто не помогает и не поможет. «Разве что посадить его в тюрьму на два-три месяца за какой-нибудь мелкий проступок, другого способа заставить его не пить, пожалуй, нет». И присовокупил слова, которые станут фатальными для Рота: «…Из-за этого вздорного образа жизни в конечном счете пострадают его книги».