Однако слова не шли к Джеффри. Он словно онемел. Утратил все воспоминания о французском языке. Он пытался мысленно вернуться в школу, домой, в Лимож, к матери. Французский, французский. Господи, он же владеет им как родным, куда же подевались слова? Ôtez les vêtements… Dé shabillez-vous… Demain, tout sera bien[17]. Он прочистил горло и крикнул: «Attention!»[18]
Грянул пистолетный выстрел. Рядом с Джеффри повалился на землю заключенный из зондеркоманды, застреленный охранником, выведенным из себя его медлительностью. Женщины закричали, дети заплакали. Никто не понимал, что происходит и что следует делать. Охранники вопили все громче, казалось, еще немного, и они забьются в истерике. В спину Джеффри уперлось дуло винтовки. Schnell! Heraus mit der Sprache! Schnell! Говори! У Джеффри перехватило горло. Он уперся в землю своими деревянными башмаками. Надо говорить, иначе смерть.
– Messieursdames, attention, s’il vous plaît![19]
Ни один из немцев французского не знал, собственно, потому Джеффри здесь и оказался. Он мог сказать что угодно. «Je ne sais pas ce qui vous attend». Я не знаю, что вас ожидает. Сотни глаз смотрели на него. Французы нашли наконец нужного им человека: понимающего, что тут творится, и способного все объяснить.
– Я не знаю, не знаю. До меня доходили слухи. почему вы здесь, а не в лагере? Потому что стары? Молоды? Потому что должны умереть? Это место не похоже на другие. Я слышал крики. – Джеффри обнаружил, что слова, которые приходят к нему, – английские. И не знал, срываются ли они с его губ или складываются во фразы только в уме.
Но где-то в темноте звучал и французский голос. Говоривший, что их ждет чистая одежда, что там, за дверью, всех накормят горячим. Господи, не позволь этому голосу быть моим, думал Джеффри; Боже милостивый, не позволь мне обманывать их.
Они начали раздеваться, некоторые уже входили в здание. Волна истерии спадала. Офицер СС покивал Джеффри и велел продолжать говорить. Он увидел, как через ворота ограды проезжает и сворачивает к лесопилке грузовик, тянущий за собой платформу с наваленными на нее соснами. И словно бы услышал скрежет металлических зубцов, вгрызающихся в сочную древесину, слишком свежую, чтобы хорошо гореть, и увидел, как еще одна машина, выехав из лесопилки с другого ее конца с грузом напиленных до одинаковой длины сосновых стволов, направляется к зданию с высокой трубой, изрыгающей в ночное небо черный дым.
Всем заключенным зондеркоманды велели повернуться спиной к белому домику и не смотреть на него, а когда за лесом забрезжил рассвет, Джеффри приказали вернуться в барак Д. Он забрался на нары, вытянулся рядом с Трембатом, не в силах разговаривать от усталости и стыда. Да он и не знал, что сказать, поскольку утратил все ориентиры.
– Слушай, – сказал Трембат. – Слышишь?
Из соседнего здания неслись вопли и вой.
– Какого черта.
– О боже.