– Это называется когнитивный диссонанс.
– А еще это называется жизнь.
– Вы прямо всезнайка.
– Это хорошо или плохо?
– Вообще-то, типа, плохо.
– Ну, типа, извини.
– Ничего. Все постоянно стараются казаться милыми, и я вроде как тоже, но иногда очень надоедает. Как думаете, это плохо?
– Что ты имеешь в виду?
– По-вашему, нужно всегда быть милой, двадцать четыре на семь, даже если не хочется? И если не хочется, но все равно ведешь себя мило, это ведь вроде как обман?
Не первый такой случай, но достаточно редкий: философские вопросы от пациента. Я настолько привыкла к безумным звонкам и вечным ипохондрикам, которые воспринимают каждую царапину как конец света и трагедию века, что попросту растерялась, услышав глубокую мысль.
– Ты… кажется, ты не того человека спрашиваешь, – пробормотала я. – Стыдно признать, но я далеко не всегда такая уж милая. Даже наоборот случается: когда легко можно быть милой, я решаю вести себя как… ну ты сама сказала, как всезнайка.
– А если, например, вести себя не мило, но быть милой в душе? – спросила Габриэлла. – Или нет, погодите: если ваши действия помогают людям, а мысли при этом злые? Типа, делаешь людям добро, а в глубине души злишься.
– Ого! По телику такого точно не услышишь.
– Но ведь вопросы интересные, правда?
– Конечно. Получается, ты еще и философ?
– Я просто думаю иногда о всяком таком.
– Замечательно, – похвалила я.
– Можно задать вам еще один вопрос? – поинтересовалась девушка.
– Спрашивай, что захочешь.
– У меня ведь плохи дела, да?
Я ответила не сразу. Вначале проверила, есть ли вода у нее в кувшине, и разгладила простыню.
– Да. Не слишком хороши.
Она тоже помолчала, прежде чем сказать:
– Спасибо за честность.
– Лучше бы мне не пришлось такое говорить.
– Вы когда-нибудь врали пациентам?
– Нет, и не собираюсь.
– Серьезно? Даже маленьким детям?
– Давным-давно я поклялась себе никогда не лгать пациентам. Неважно каким.
Габриэлла пристально посмотрела мне прямо в глаза, словно испытывая. А потом спросила:
– Я могу умереть в любой день, ведь так?
Энди
Я просидел возле Кейт и Энджи час, спрятав лицо в ладони и скуля, как раненый зверь в поле. Потом попытался помолиться, но быстро сдался и сказал Богу: «Знаешь что? Катись-ка ты на хер, и вселенную свою с собой прихвати». Наконец я выбрался из угла комнаты, где провел все это время, и вызвал полицию. А пока дожидался, взял оставшиеся полпакетика героина и спрятал в нашей спальне за вышивкой, на которой было написано: «Самое хорошее в завтра – что появится еще больше вещей, которые можно любить».
Шеф полиции появился в тот момент, когда я прятал два неиспользованных шприца: Кейт купила в аптеке упаковку из трех штук. А через час я сидел перед письменным столом в полицейском