И так мы с моими сыновьями опять стали бродягами. Сыновья, вырастая, становятся более удачными версиями своих родителей – золотыми мальчиками. Узнав, что нам придется искать себе новое место для жилья, Сиам и Тай твердо решили мне помочь.
– Мама, – сказал мне Тай как-то вечером. – Настоятель сказал, что мы можем построить себе небольшую хижину на территории храма.
– Мама, настоятель мне первому это предложил! – снедаемый чувством соперничества, воскликнул Сиам. – А я уж потом сказал Таю. Ты должна была услышать об этом от меня!
– Да о чем ты говоришь? – возмутился Тай. – Настоятель предложил это нам обоим одновременно! И мы оба вправе сообщить об этом маме. Я просто первый ей рассказал. Ты проиграл! Умей проигрывать достойно!
– Ну, хватит, хватит! – успокоила я их. – Я же люблю вас обоих одинаково.
Я протянула к ним руки, но Тай первым бросился ко мне, оттолкнув Сиама в сторону.
Сиам, который с рождения был слабее брата, попытался прильнуть ко мне, но Тай наподдал ему ногой и отшвырнул прочь. В глубине души мне стало его жалко.
– Мам? – пробормотал Тай.
– Да, малыш? – отозвалась я.
– Однажды я найду для тебя дом, где ты будешь жить, и никто тебя оттуда не выгонит. Просто подожди.
Я до сего дня помню его слова и то, как он их произнес – серьезным тоном, не терпящим возражений, прямо как взрослый. Я была очень тронута, и мои глаза наполнились слезами.
– Однажды я куплю всю эту землю! – добавил он.
Я обняла младшего сына, но при этом наблюдала за старшим, который сидел, обиженно повернувшись спиной ко мне, и глядел на окрестные поля. Он, верно, считал, что я его люблю меньше, чем младшего брата. Вовсе нет, мой дорогой сын! Я вас обоих люблю одинаково; и говоря по правде, я беспокоюсь о тебе куда больше, чем о твоем младшем брате. Судьба Сиама заставляет его отдаляться от матери. Я чувствовала, как он смотрит на меня, надеясь, что я ценю и знаю все, что он пытается для меня делать. Он смотрел на меня невидящим взглядом, прикованным к горизонту за джунглями. Выражение лица отражало его тайные помыслы, словно он пытался приказать грому греметь, облакам двигаться, небу изменить цвет; как будто эти знаки смогли бы заставить меня понять, что он способен ради меня на великие дела, способен творить чудеса – и без единого на меня взгляда. Все – для его матери!
Спустя десять лет Сиам сказал мне:
– Ценность человека определяется не тем, что он говорит о себе, но тем, что говорят о нем другие!
Мой дорогой сын Сиам.
Мы трое поселились на территории храма, построили небольшую хижину у кладбища, неподалеку от леса. Утомленная своей старостью, я уже не могла быстро ходить или носить тяжести, как бывало. И все же – как всякий, кто привык всегда заботиться о себе сам – я терпеть не могла безделья. И поэтому я вызвалась добровольно