Проработав пятнадцать лет в прокуратуре, он, как законник, понимал, что, уходя с места происшествия, и никак не объяснившись с хозяевами собаки, поступает неправильно и возможно, создаёт себе ненужные проблемы, но ничего не мог с собой поделать. Хамство и неприкрытая ненависть девушки, её уверенность в своём превосходстве вывели его из себя. Он уже не раз сталкивался с «новыми хозяевами жизни» и нельзя сказать, чтобы они вызывали у него чувство симпатии.
Как бы то ни было, ему сейчас следовало поспешить. Необходимо ещё привести себя в порядок и позавтракать. Опаздывать на планёрку к шефу, да ещё в понедельник – было опасно для нервной системы, да и для карьеры.
Яичница у него подгорела. Кофе «убежал». Бреясь, он порезал скулу. Начищая ботинки, испачкал чёрным кремом рукав нового пиджака. С этого происшествия с собакой в парке, всё явно пошло кувырком. А может, это случилось раньше, ещё вчера, со встречи с Романом? Исследуя, как врач рану, надлом в своём настроении, он пришёл к крайне болезненному для себя выводу, что всё испортилось в его жизни в тот проклятый день, когда от него ушла Марина. Вместе с ней из его жизни ушла большая часть смысла, и теперь, он жил, по инерции, в силу привычки. Имея дело с грубыми материями, сталкиваясь каждодневно с жестокостью, грязью, ненавистью, он даже не подозревал в себе романтика. «А может бросить всё к такой то матери, и уехать на родину, в Приморье? Устроиться сторожем на турбазе, у моря? Летом – суета, отдыхающие, а всё остальное время: тишина, покой, тайга и море». Эта идея на время захватила его ум, и он даже не заметил, как быстро добрался до места работы.
Здание прокуратуры – уродливое, казённое, было построено в конце девятнадцатого века. Последний генеральный ремонт в нём делали лет двадцать назад. Каждый раз, входя под его унылые своды, Юрий Андреевич испытывал чувство тоски и внутреннего протеста. Но потом, его захватывала работа, общение с коллегами и разными людьми, которых заносила сюда нелегкая, и он забывался до следующего будничного утра.
На лестнице, его догнал сослуживец – Валентин Генрихович Беленький, сорокалетний живчик с вечным блеском в карих, немного навыкате, глазах и неуёмной жаждой движения. Его невысокая, плотно сбитая фигура перемещалась в пространстве с большой скоростью. Мысли скакали, как кенгуру, а слова, которые он выпускал из своего рта короткими, частыми очередями, часто опережали сами мысли. Вот и сейчас, не успел Юрий Андреевич, погружённый в свои мрачные думы, расслышать за спиной дробный перестук его шагов, как уже получил фамильярный шлепок по спине. Пока он оборачивался, Беленький уже обошёл его слева, и перескакивая через три ступеньки, успел таки выкрикнуть новость:
«Слыхал, Андреич? Сержанта ночью замочили! Теперь пойдёт такой шухер!» В последние годы, общаясь с коллегами, он перешёл на «феню» и не мог избавиться