Он проявлял боевой пыл, но не переносил вида мертвых людей: их желтые лица, пустые глаза и застывшие тела, порой неестественно съежившиеся, а порой неестественно раздутые, производили на него самое тягостное впечатление. Ему неприятно было на них смотреть, и это еще мягко сказано. Несомненно, причиной тому была его чувствительность, обостренное чувство прекрасного, которое оскорблял вид мертвых тел.
Он не мог смотреть на мертвецов без смеси отвращения и малой доли раздражения. Так называемое величие смерти для него не существовало. Смерть следует ненавидеть. Она некрасива, в ней нет ни нежности, ни торжественности – жуткое явление, отвратительное во всех своих проявлениях и при любых обстоятельствах. Лейтенант Байринг был смелее, чем всем казалось, поскольку никто не знал, как он боится того, что было, по сути, его ежедневной обязанностью.
Выставив часовых, дав сержантам инструкции и вернувшись на свое место, лейтенант сел на бревно и начал дежурство. Ради удобства ослабил портупею, достал из кобуры тяжелый револьвер и положил его рядом с собой. Он очень удобно устроился, хотя и не задумывался об этом – так напряженно ждал звуков с фронта, которые могли принести дурные вести (крика, выстрела, шагов сержанта, прибывшего с важными известиями). Из широкого невидимого океана лунного света там и сям вытекали тонкие, рассеянные «ручейки». Они разбивались о ветви и стекали на землю, собираясь в маленькие молочные лужицы среди лавровых кустов. Но их было слишком мало, поэтому свет лишь сгущал окружающую темноту, которую живое воображение лейтенанта с легкостью заполняло всевозможными странными, зловещими, уродливыми или просто гротескными силуэтами.
Тот, кто хоть раз оставался в сердце огромного леса наедине со скрытной и зловещей ночной темнотой и тишиной, и сам знает, насколько иным предстает мир в такие минуты и как даже самые простые и знакомые предметы кажутся странными и чужими. Деревья стоят по-другому: они прижимаются друг к другу, словно испугавшись чего-то. Сама тишина отличается от дневной. Она полнится еле слышным шепотом – пугающими голосами, призраками умерших звуков. Есть в ней и живые звуки, которые больше никогда не услышишь: пение странных ночных птиц, писк мелких животных, наткнувшихся на затаившегося врага или увидевших дурной сон, шорох мертвой листвы – быть может, крыса шмыгнула сквозь кучу листьев, а может, это крадется пантера. Кто там наступил на ветку? Почему так тихо, тревожно щебечут птицы на том кусте? Есть безымянные звуки, бесформенные силуэты, перемещение предметов, которые при этом не двигались, и движение, после которого они остаются на своих местах. Ах, дети солнечного