– Что там еще? – спросила она из коридора.
– Я признаю, что была не права, и готова извиниться перед миссис Линд.
– Очень хорошо. – Марилла постаралась скрыть облегчение, услышав эти слова. Она не представляла, как бы себя вела, если б Энн не пошла на попятную. – После дойки сразу отправимся к ней.
Марилла подоила коров, и они двинулись к дому миссис Линд; одна шла торжествующая, с гордо поднятой головой, другая – понурая и удрученная. Но на полпути Энн, будто по волшебству, неожиданно повеселела. Плечи ее расправились, походка стала легкой, глаза устремились на закатное небо, во всем ее облике ощущалось еле сдерживаемое возбуждение. Марилла с опаской отнеслась к такому перерождению. Энн не выглядела кроткой, полной раскаяния девочкой, какой ей следовало предстать перед обиженной миссис Линд.
– О чем ты задумалась, Энн? – строго спросила она.
– О том, что мне нужно сказать миссис Линд, – задумчиво ответила Энн.
Ответ был обнадеживающим, во всяком случае таким казался. Но Марилла не могла избавиться от мысли, что в задуманном наказании что-то идет не так. Энн не могла выглядеть такой восторженной и сияющей.
Но она оставалась именно такой, пока не предстала перед очами миссис Линд, которая сидела с вязанием у кухонного окна. Здесь радость исчезла с ее лица, сменившись выражением скорбного раскаяния.
Не сказав ни слова, Энн неожиданно рухнула на колени перед изумленной миссис Рейчел и умоляюще простерла к ней руки.
– О, миссис Линд, я так раскаиваюсь, – произнесла она дрожащим голосом. – У меня нет слов, чтобы выразить всю глубину моего раскаяния, их не найдешь ни в одном словаре. Вам придется самой это домыслить. Я ужасно себя повела по отношению к вам и опозорила дорогих Мариллу и Мэтью, позволивших мне остаться в Зеленых Крышах, хоть я и не мальчик. Я испорченная и неблагодарная девочка, заслуживающая строгого наказания и изгнания из общества достойных людей. Как я могла впасть в гнев – ведь вы сказали чистую правду? Каждое ваше слово было справедливым. У меня действительно рыжие волосы, я костлявая, уродливая и вся в веснушках. Я тоже сказала вам правду, но я не должна была ее говорить. О, миссис Линд, пожалуйста, простите меня. Если вы этого не сделаете, я буду скорбеть всю жизнь. Вы ведь простите бедную сиротку, пусть и со скверным характером? Уверена, что простите. Скажите, что это так, миссис Линд.
Энн сложила руки и склонила голосу в ожидании приговора.
Сомнений не было – речь была пронизана искренностью. И Марилла, и миссис Линд это почувствовали. Но что-то подсказывало Марилле, что Энн упивается признанием своей ничтожности и наслаждается тщательной продуманностью такого самоуничижения. В чем тогда смысл придуманного Мариллой наказания, которым она гордилась? Энн превратила его в удовольствие.
Простодушная миссис Линд, не обладающая проницательностью, ничего не заметила. Она считала, что Энн чистосердечно признает свою вину и приносит извинения, и ее, не лишенное доброты, сердце растаяло.
– Встань