– Нет, уволь меня от твоих фантазий. Мне нужны голые факты. Начни с самого начала. Где ты родилась и сколько тебе лет?
– В марте исполнилось одиннадцать, – приступила со вздохом Энн к изложению голых фактов. – Родилась я в Болинброке, Новая Шотландия. Отец, Уолтер Ширли, был учителем в городской школе. Мать звали Бертой. Уолтер Ширли и Берта Ширли – красиво звучит, правда? Я рада, что у моих родителей такие благозвучные имена. Было бы ужасно, если б отца звали, например, Джедедайя, вы согласны?
– На мой взгляд, неважно, как человека зовут, главное – как он себя ведет, – сказала Марилла, почувствовав, что сейчас самое время преподать урок морали.
– Ну, не знаю. – Было видно, что Энн задумалась. – Я читала в одной книге, что розу как ни назови, она будет источать тот же нежный аромат. Но я никогда не могла этому поверить. Разве роза будет такой же изысканной, если ее назовут чертополохом или скунсовой капустой. Наверное, отец остался бы хорошим человеком, даже нося имя Джедедайя, но я уверена, что это было бы для него тяжким испытанием. Моя мать тоже была учительницей, но, выйдя замуж, она, конечно, бросила работу. Муж – это большая ответственность. Миссис Томас говорила, что мои родители были большими детьми, бедными, как церковные мыши. Они жили в крошечном желтом домике в Болинброке. Родительский дом я никогда не видела, но часто представляла его себе. В моем воображении, у окна гостиной росла жимолость, в палисаднике – кусты сирени, а у калитки – ландыши. И на всех окнах муслиновые занавески. Они придают особенный уют дому. Там я родилась. По словам миссис Томас, такого невзрачного ребенка она больше не видела – худющая, маленького роста, только глаза большие, но мама считала, что красивее меня нет никого на свете. На мой взгляд, мать лучше знает своего ребенка, чем бедная женщина, которая приходит в дом убираться, ведь так? Мне приятно, что я маме нравилась. Думаю, я бы очень расстроилась, если б узнала, что явилась для нее разочарованием – ведь вскоре после моего рождения ее не стало. Когда она умерла от лихорадки, мне было три месяца. Как бы мне хотелось, чтобы она пожила подольше, и я бы помнила, как звала ее «мамой». Наверное, приятно произносить это слово «мама». Отец умер через четыре дня после мамы – тоже от лихорадки. Так я оказалась сиротой. Миссис Томас рассказывала, что люди растерялись и не знали, что со мной делать. Даже тогда я была никому не нужна. Видно, такая уж у меня судьба. Родители были родом из отдаленных мест, и все знали, что никого из родственников в живых у них не осталось. В конце концов миссис Томас согласилась меня взять, несмотря на свою бедность и пьяницу-мужа. Она выкормила меня из рожка. Как вы думаете, есть что-нибудь особенное в кормлении из рожка, что делает тех, кого кормили, лучше других людей? Потому что, всякий раз, когда я шалила, миссис Томас с укоризной вопрошала – как я могу быть такой плохой девочкой, если она выкормила меня из рожка?
Мистер и миссис Томас переехали из Болинброка в Мэрисвиль, и до восьми лет я жила с ними. Я нянчилась с их детьми – все четверо были младше