По залу прокатились громовые аплодисменты. Некоторые из гостей опустили сигары и стали обсуждать услышанное с соседями. Уверенности у Фэйрбриджа поприбавилось, он расправил плечи и продолжил:
– Единство империи – не просто фигура речи или выдумка. Великобритания и ее колонии не должны разобщаться. У империи две задачи, нуждающиеся в решении: колониям нужен мощный человеческий ресурс, чтобы воспользоваться обширными территориями, пригодными для сельского хозяйства, а Англии необходимо справиться с ростом численности маленьких беспризорников.
Послышались одобрительные восклицания, кто-то согласно закивал. Фэйрбридж нашел свою аудиторию. Он улыбнулся себе. Его голос сделался чуть громче.
– Сейчас в Англии проживает свыше шестидесяти тысяч детей, находящихся на иждивении у страны. Беспризорников воспитывают в государственных институтах и в возрасте двенадцати – четырнадцати лет устраивают на малооплачиваемую несложную работу, но к восемнадцати годам они уже слишком взрослые для такого труда. У них нет ни родителей, ни другой родни. Какое будущее их ожидает?
Он выдержал паузу. В зале воцарилась тишина. Члены Колониального клуба обдумывали слова докладчика, выпуская клубы дыма и делая глотки из приземистых хрустальных бокалов. Фэйрбридж наслаждался серьезностью минуты. Вот он, шанс оставить свой след в истории, прославиться под собственным именем, а вовсе не благодаря отцу или прадеду. Он продолжил слегка дрогнувшим голосом:
– Предлагаю прямо сейчас создать общество, силами которого мы отправим как можно больше детей за моря, чтобы обучать их в колониях всем премудростям сельской колониальной жизни. Нам нужны сельскохозяйственные школы во всех частях империи, где богатые почвы не дают достойного урожая из-за нехватки рабочих рук. Никакой благотворительности: это будет, скорее, инвестиция в империю. Наши школы не замарает бедняцкое клеймо: каждый воспитанник будет стоить куда больше, чем его обучение, ведь он многократно возвратит долг колонии, на благо которой станет трудиться.
Глава 1
Наши дни
Сегодня один из тех дней, когда кажется, что живот вот-вот лопнет. Хотя, наверное, «лопнет» – неподходящее слово, а «живот» – неверный термин. Точнее было бы сказать «матка», но о ней я думаю совершенно иначе: для меня она – уютный темный уголок в недрах моего тела, в котором живет милый херувимчик, который время от времени позевывает, потягивается, переворачивается на другой бок и снова засыпает. Но, сказать по правде, ощущения в животе такие, будто кто-то отчаянно рвется из него наружу, точно вомбат, почуявший морковку. Этот самый вомбат яростно пинает мой мочевой пузырь, да так, что я морщусь,