Словно по команде они подняли мушкеты, и строй ощетинился штыками.
– Не нужно, друзья мои, – произнесла мать сквозь слезы, ее голос дрожал, но оставался твердым.
Андрэ узнал этот тон – так она говорила с ним в детстве, когда хотела успокоить.
– Не нужно давать повод вас убить. Прошу вас, сделайте это последнее одолжение мне и моему бедному Луи. Мне будет больно знать, что моя смерть повлечет за собой еще и ваши.
Ее слова заставили сердце сынишки сжаться от боли и гордости. Толпа немного утихла, очарованная достоинством этой женщины.
– Мадам де Жуар, вы обвиняетесь в пособничестве государственной измене. Понимаете ли вы высказанное обвинение? – Слова дель-Конзо прозвучали как удар хлыста.
– Да.
Голос матери показался громогласным, в нем звучала закаленная сталь, которую сын так часто слышал, когда она отчитывала нерадивых слуг или спорила с отцом.
Обвинитель слегка опешил от ее напора, но затем вернул расположение духа:
– Вам есть что возразить?
– Нет, и будьте вы прокляты, Бенуа. Жалкий мелочный ублюдок.
Мать плюнула негодяю в лицо, и слюна осталась у него на дорогом камзоле. Попала она прямиком на серебряную вышивку. Бенуа недовольно взглянул на место плевка, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения. Он резко развернулся и пошел прочь. Возле Гульяра он остановился на мгновение и велел продолжать казнь.
Леонард нервно сглотнул.
Он подошел ко вдове и попытался накинуть петлю ей на шею, однако женщина с силой огрела его по лицу. Звук удара эхом разнесся по площади.
– Не смей трогать меня, жирный мерзавец!
Аннет дель-Косталь сама накинула на шею петлю и крепко затянула. Ее руки, несмотря на тяготы заключения, двигались уверенно и ловко. – Будь ты проклят, ты и весь твой поганый род, предатель. Ты был ему как брат, негодяй.
В ее голосе звенела такая ярость, что Леонард невольно отшатнулся. Никогда за свои пятнадцать лет Андрэ не слышал, чтобы мама говорила с такой ненавистью. Только не вечно спокойная и рассудительная мама. Гульяра это, похоже, также удивило и испугало.
– Пожалуйста, замолчи, Аннет. – Это стало единственной фразой, которую тот смог выдавить из себя.
Гурат потянул подопечного назад. Парнишка почувствовал, как дрожат руки у старого солдата.
– Вот теперь мы точно уходим, – сказал он тихо и непреклонно. В его голосе не слышалось страха, только решимость. Нужно будет – и на руках понесет.
– Нет!
Андрэ попытался вырваться, но хватка была крепкой. Он чувствовал, как его сердце бешено колотится, а в горле стоит ком. Он должен остаться и запомнить все до последнего мгновения. Он не должен просто оставить родителей вот так. Не должен и не…
– Нас сейчас заметят. – Слова