– Мы ездим по клубам. У нас договоренность – в своем районе не выступать, чтобы жизнь себе не усложнять. А Свист – сволочь нажрался с утра. Меня некому заменить…. Я глянул в зал: там Карим и Зяма. Завтра вся округа будет трубить, что я – педик.
– А ты не педик, Всеволод?
– Нет. Просто здесь здорово платят.
Я окинула его все еще по-мальчишески угловатый торс и промямлила:
– О вкусах, конечно, не спорят…. Только, я и копейки не заплатила бы, чтобы увидеть тебя, в чем мама родила.
Он пыхнул щеками и налился гонором, как обожравшийся клоп.
– Напрасно, Марианна. Многие находят меня неотразимым. И двигаюсь я – дай Бог каждому. Семь лет в балетной школе не проходят даром.
– Вот и гордись этим, – осадила я парня.
– Хреновый вы педагог, – заявил Севка, вновь в полной мере осознавая свою проблему.
– Да уж, не Макаренко и не Сухомлинский, – охотно подтвердила я, – и не палочка-выручалочка для трусоватых стриптизеров.
– Вам бы уйти, Марианна.
Сказал мальчишка мне совершенно по-взрослому, и я его зауважала. А потом тяжело вздохнула и в четвертый раз тряхнула свою сумочку.
– Давай, Севка, поработаем над твоим имиджем. – Взгляд мой уперся в машинку для стрижки волос, лежащую на столике перед зеркалом – как кстати! – Что для нас дороже: честь или внешнее обаяние?
– Если мог, я бы перекрасился в негра…
– Тогда за дело.
Соломенные пряди усеяли пол, а голова Ложкина забелела, как бильярдный шар.
– Чир, выходи! – гукнули свирепо за дверью. – Алевтина уже сдохла.
– Пусть еще подохнет минут десять, – спокойно посоветовала я.
– Я за Андрюшей пошел.
– Кто это – Андрюша? – Я азартно орудовала эксклюзивной косметикой, совершенно не ограничивая своей фантазии.
На голый череп лег изрядный слой тонального крема, а потом пудра шоколадного оттенка – последний писк моды. А сверху чуть блесток. А вот брови наоборот постаралась высветлить, превратив их в рыжие.
Андрюша уже нарисовался рядом со мной. Им оказался тот самый субтильный субъект с мягкой грацией ленивого гепарда. Я в это время красила парню глаза и не могла отвлекаться на всякие глупости. Но Андрюша и не пытался со мной спорить. Наоборот, он с большим вниманием отнесся к моей работе и сказал амбалу:
– Передай Алевтине: накину гринов, если еще попотеет.
Несколько быстрых мазков по скулам и щеки Севки стали интригующе худощавыми. Эдакая томная, утонченная немощность. Самым сложным было, пожалуй, изобразить на лице пробивающуюся темную щетину, но тут я схалтурила, памятуя, что мальчишка будет все время в движении.
– Носовой платок имеется? Желательно чистый.
Спросила я в пространство, и Андрюша извлек из кармана шелковый надушенный треугольник.
– Очень впечатляюще, – буркнула я и посоветовала Севке. – Чир, пошарь у себя в карманах.
– Он не слишком чистый.
Парень протягивал мне тряпочку в красный горошек.
– Свое