Саха оказалась у края обрыва вовремя, чтобы заметить, как Ара стремительно спустилась вниз, как раскинув руки, словно птица крылья, побежала навстречу своему жениху… Как Аз, высокий и красивый, до этого сидел у огня, обнимая за плечи стройную девушку.
«Зага», – узнала Саха.
Аз, казалось, не слишком обрадовался встрече с любимой. Он даже вытянул вперёд руку, желая её остановить, но… передумал, тепло обнял и повернулся к Заге, словно приглашая Ару также обрадоваться и другой спасённой.
«Своей жене», – поняла Саха, и сердце её упало.
За ужином у костра вяло переговаривались. Новостей было много, но звучали они тягуче и монотонно, словно рассказчики выполняли повинность. Повинность никому особо не нужную, потому что и слушатели были рассеяны и невнимательны.
Одна Зага щебетала, живо интересуясь нынешним походом в чужое племя. Она расспрашивала и расспрашивала об увиденном. И Санк с Сахой по очереди отвечали, но делали это всё неохотнее. А Зага сменяла свои вопросы своими же рассказами о перенесённых скитаниях. И в этих скитаниях было немало забавного. Но никто не улыбался.
Зага и Аз сидели чуть отдельно на бревне, тесно прижавшись друг к другу, словно демонстрировали свою новые отношения. Может, Аз и пытался пару раз чуть отодвинуться, но Зага мгновенно устраняла образовавшиеся щели.
Кида сидела вся облепленная дремавшими детьми. Даже Лу на этот раз отстала от сестры и прижималась к Киденому тёплому боку. Глаза её с трудом открывались.
Ара ушла в шалаш. Сказала, что слишком утомил её сегодняшний поход. И разболелась голова.
Мотка глядела на Аза и на языке её вертелся вопрос. Она знала, что некоторые вопросы лучше не задавать. Но она также знала, что если сделать круглые наивные глаза, пару раз хлопнуть ресницами, то любой вопрос пройдёт. Спишется на детскую наивность. Для всех пройдёт, но бабка не спишет ни на детскую, ни на наивность. А бабка сидела рядом, поэтому Мотка поглядывала то на Аза, то на Загу и держала свой вопрос за зубами.
Саха порывалась в шалаш. К Аре. Но… Нужна ли она сейчас там? Может, Аре лучше самой попробовать разобраться в своей жизни? И Саха сдерживалась.
Наконец старейшина встал, поблагодарил женщин за пищу и обратился к утраченным было и вновь обретённым соплеменникам:
– Прошу в наш шалаш.
– Нет, – ответил Аз, – мы уже облюбовали себе место под той ивой, – указал на дерево, под которым провёл последнюю ночь Наз. – Мы переночуем там.
– Что ж, дело ваше, – старейшина ушёл. Вернулся:
– Кида, возьми мои бывшие шкуры себе, укрывай ими детей. Мне они больше не нужны. Я уж в этих… – дёрнул плечами, показывая одежду, в которую его наряжали всем племенем.
– Хорошо, – Кида пошла укладывать детей на новое ложе.
Вскоре все разошлись, у костра остался дед, он сегодня смотрел за огнём, и Саха, засиделась, задумалась, запечалилась.
– Сдаётся мне, что с возвращением Аза не только радость вернулась, – тихо промолвила женщина.
– Ничего, – сказал дед, – жизнь… она