Но Томаса это не убедило. Каждый раз, когда адвокат уходил, он ощущал возвращение того же нарастающего страха, ощущения, что он скатывается к судьбе, от которой не может избежать. И вот однажды адвокат появился с новым выражением лица – смесью жалости и беспомощности, от которой сердце Томаса упало.
– Мне очень жаль, – сказал адвокат, едва встретившись взглядом с Томасом.
«Суд вынес решение против вас. В течение месяца вас экстрадируют в Россию».
Это было похоже на смертный приговор. В глазах Томаса затуманилось, в груди сжалось, когда он изо всех сил пытался обдумать слова. Он возвращался назад, в страну, которую так старался покинуть, туда, где его накажут не только за то, что он сделал, но и за то, что он посмел мечтать о лучшей жизни.
«А как насчет моей семьи?» Томас задохнулся, его голос был едва громче шепота.
«Что с ними будет?»
Адвокат колебался, неловко поерзая.
«Им… им пока будет разрешено остаться здесь, в Швеции», – осторожно сказал он.
– Но я не могу сказать, как долго.
Слова пронзили глубже, чем Томас мог ожидать. Он сделал все это ради них, а теперь терял их. Эмили и его дочь останутся одни в чужой стране, их будущее неопределенно, а его отправят обратно, чтобы столкнуться с последствиями своего выбора.
Когда охранники отвели его обратно в камеру, Томас почувствовал, как глубоко внутри него поселилась пустая боль. Он так упорно сражался, так многим рисковал, но не получил ничего, кроме горького вкуса неудачи. Он все еще мог видеть лицо Эмили, ее молчаливую мольбу, ее веру в него – веру, которую он разрушил собственными руками.
Глава 4: Отправлено обратно в Россию
Обратный рейс в Россию был медленным погружением в кошмар. Закованный цепями и окруженный молчаливой охраной, Томас почувствовал, как его охватил холод, более глубокий, чем холод кабины самолета. Яркие огни Стокгольма померкли позади него, унося с собой последние взгляды на Эмили и его дочь. Однажды он мечтал увидеть, как они свободно гуляют по улицам новой страны, Запада, который он представлял себе как убежище. Но теперь все эти мечты казались далекими и недосягаемыми. Он возвращался не человеком, ищущим лучшей жизни, а пленником – предателем в глазах родины.
Когда они приблизились к русской земле, в голове Томаса проносились образы того, что его ожидало. Он знал истории тех, кого заклеймили преступниками, брошенных страной, которую он когда-то называл домом. Его преследовали слухи о суровых тюрьмах, унижающих достоинство условиях и годах, проведенных в изоляции. Каждая история, казалось, сдирала еще один слой надежды, оставляя его сырым, пустым и неуверенным.
По прибытии его обработали быстро и холодно. Бюрократические голоса выкрикивали инструкции, а документы передавались