Художник теребит бороду и переводит взгляд с деревьев на почти безоблачное небо. Мелькает мысль: «Они могут…» Улыбка озаряет его лицо. Открывается мольберт. Краски густыми каплями увлажняют палитру…
…Он пишет землю… Он пишет воду… Он пишет небо, отражающееся в этой воде… Он пишет то, что их соединяет… Он счастлив. Он улыбается!
Улица SOS – новая
Наш городок настолько мал, что получил в народе название Мал-город. Несколько его улиц паучьей сеткой сходятся к единственной площади с кинотеатром и винно-водочным магазином, из-за него-то с чьей-то легкой руки и окрестили площадь пьяной.
Мой адрес – улица Новая. Когда-то она, сплошь застроенная частными пестрыми одноэтажными домиками и тонувшая в зелени сосен, точно сошедших с шишкинских полотен, носила название Сосновая.
Ныне сосен нет в помине. Вместо них подпирают электропровода торчащими ветвями-крыльями тополя, ежегодно беспощадно обрезаемые «парикмахерами» из зеленхоза.
Вместо уютных домишек выросли безликие серые пятиэтажки-«хрущобы», взирающие на окольную жизнь сонно и равнодушно. Обитающие в них люди так же полусонно посматривают вокруг. Оживают они только в праздники, всякий раз совпадающие с днями зарплаты.
Стайка студентов-одногодков из окрестных домов, получив стипендию, отмечала «День студента» прямо у дома, в беседке. И активные возлияния всегда имели один и тот же финал: половина из них уходила на поиски приключений, вторая – встречала рассвет на неудобных скамейках беседки, борясь с холодом и похмельным синдромом.
Мой сосед, парнишка из квартиры этажом выше, был явным исключением… Я говорю «был» с трещиной в сердце – вместо того жизнерадостного «с царем в голове» парня ныне передо мной иное существо: сгорбленное, с посеревшей кожей лица. А глаза? Куда девались прежние глаза – сияющие, полные жизненной энергии! Их будто подменили, оставив вместо живых – безжизненные стекляшки.
…Впервые я увидел его год назад. Он с матерью переехал по обмену в наш дом. Знал бы он тогда, как круто переменится его жизнь…
Он приходил ко мне по вечерам, на минутку, а оставался допоздна. Он удивлял умением слушать и рассказывать: открывал сокровенное и вызывал на откровенность. Но больше мы говорили о звездах – все небо было нашим.
Однажды не дождался его. Встретил днем, случайно, в подъезде. Я заметил синяк под глазом, спросил: «Ты из-за него не приходишь?» Он молча кивнул. «Кто тебя так отметил? Местная шпана?» – «Они называют меня лохом, маменькиным сынком… А что плохого в том, что я люблю маму? Она у меня одна… и я у нее один». «Не обращай внимания». «Я бы и не обращал, да не хочу носить это клеймо – «лох».
И возникшая