– Вот, бес, наладился яйца воровать!– увидав Марфу, оправдывалась Прасковья.
Марфа, пока не забыла, протянула ей клочок бумаги:
– Здравствуй, Прасковья. Это передали тебе, сказали от Удальцова.
Женщина с недоверием посмотрела на неё, но все-таки протянула свою ладонь, чтобы забрать бумагу:
– Вот как, через тебя…,– рассуждала она вслух.
Марфа пожала плечами и тут же протянула корзину, где лежал хлеб и пирог:
– А это от нас, гостинец.
Прасковья горько ухмыльнулась:
– Черт пытается меня умаслить. Каждую неделю тебя ко мне подсылает.
– Ты, Прасковья, не забывай, родители уже старые люди и тоже двух сыновей на войне потеряли, – пыталась поставить её на место Марфа.
– А ты сильно за них не заступайся, мало знаешь,– обиженно ответила Прасковья, забрав все-таки из её рук корзину, – Ты больше к Волковым не ходи, не твое это дело. И людям не болтай. Народ у нас злой, напридумает лишнего.
Марфа обиженно поджала губы:
– Никогда сплетен не распускала. Пойду я, Прасковья.
Этой ночью Марфа спала беспокойно – ей снился странный сон. Она шла по бескрайнему ржаному полю, рукой задевая их колосья, чувствуя, как сбивает с них росу, а над ней необычайное небо во всполохах и цветами такими разными, которых она и на яву не видела. Идет в одной ночной рубашке босиком и не холодно ей и не жарко, а в душе какая-то тревога и смотрит она по сторонам, все пытается понять, что не так, а вокруг кроме неё никого и птицы не поют и звуков привычных не слышно. Вдруг впереди неё в небе она замечает, как засветились ярко семь звезд и стали они двигаться, и не просто двигаются, а летят через весь небосклон, освещая все вокруг. Марфа встала на месте, чтобы получше разглядеть это мистическое зрелище и никак не могла понять, что это за звезды такие и звезды ли. А звезды все двигались и уже приближались к горизонту, как неожиданно яркая вспышка ослепила женщину, и, закрыв ладонями глаза, она осознала, что свет настолько яркий, что даже через закрытые веки, он её ослеплял и жег глаза. Она хотела закричать, но жар достиг и её гортани, и она проснулась от собственного крика в полной темноте в своей постели.
– Мама, мамочка…, – услышала она плач трехлетнего Феди, который спал вместе с ней и видимо проснулся от её крика.
Марфа, отойдя от сна, повернулась на бок и обняла сына, поцеловав его макушку, чтобы тот успокоился, произнесла:
– Все хорошо, просто дурной сон. Ты спи, я рядом.
Сама она уже не могла уснуть. Марфа все смотрела в потолок и пыталась разгадать, к чему мог присниться такой сон. Сердце её так быстро стучало и озноб бил её тело. На соседней постели завозилась,