Врата тайны. Ахмет Умит

и на женщин. Как можно любить и ценить кого-то, кого тебе неинтересно разгадывать, в ком скучно разбираться? Любовь, если можно так выразиться, заключается в том, чтобы открыть в другом то, чего нет в тебе самом. Попробовать это сделать, по крайней мере… Почему я не возразила Найджелу? Вероятно, из-за того, что сама не была уверена. Одна половина меня хотела выносить ребенка, но другая считала это дурацким поступком. Сейчас я не понимаю, что мне делать. Я запуталась. И я не готова признаться в этом даже самой себе, но я боюсь. Не рожать боюсь, а боюсь того, что не смогу полюбить своего ребенка, не смогу стать хорошей матерью. Если даже папа, который любил меня до безумия, смог в один день собрать вещи и уйти, то как я могу быть уверена в самой себе? Ну вот, снова мы вернулись к отцу…

      И тут я увидела голубую дверь в стене. Или мне показалось? Я протерла глаза. Нет, она все еще оставалась на месте, в стене действительно была дверь. Это же невозможно! Я замерла в волнении… Но, к сожалению, быстро поняла, в чем дело: это зеркало в деревянной оправе отражало свет от экрана моего ноутбука на стену. Странно, но я расстроилась, когда поняла, что голубая дверь – всего лишь игра отражений. В детстве мне очень нравились мамины истории про храбрых рыцарей, воюющих с ведьмами, и отцовские восточные сказки, полные чудес. Папа рассказывал про тридцать храбрых птиц, которые летели к горе Каф [6] через семь долин мудрости, про шехзаде без головы, который спас свой народ от дивов и вернул свою голову, про войну людей из царства ума с магами из царства мечты… Все эти сказки были населены невероятными героями, полны тайн, чудес и таких необыкновенных событий, которые могли бы сделать наш мир лучше, интересней и осмысленней… И которые, увы, невозможны в реальности. В любом случае я расстроилась… Вот бы эта дверь была реальной! Вот бы, подобно сказочным героям, попасть через нее в иной, волшебный мир, где меня не достанут все мои горести и печали. Но нет, я была слишком взрослой, чтобы верить в такие фантастические вещи.

      Как и мама, я считала, что герои и мерзавцы есть и в нашей жизни. Зло и добро так или иначе существуют. Вот отец полагал совершенно иначе. Однажды он упомянул дервиша [7], который одновременно совершал намаз и в Конье, и в Багдаде, и в Мекке. Когда я сказала ему, что такие вещи нереальны и находятся за гранью логики, он с улыбкой возразил, что чудеса неподвластны человеческому разуму. Больше мы с ним про это не говорили, но в моей детской голове возникло предположение, что если бы это было возможно, то папа бы жил одновременно в Конье и Лондоне.

      Я улыбнулась сама себе – вот, опять думаю об отце. Может быть, Найджел прав. Когда мы вышли из джаз-клуба, он сказал, что эта поездка будет для меня невероятным шансом проработать мои отношения с отцом, воспоминания о нем. Мы стояли тогда на набережной, отбрасывая на воду длинные тени. Найджел посмотрел мне в глаза: «Или просто разобраться с этим». Наверное, теперь мне следовало разобраться и с Найджелом… Наверное