Они поднялись на третий этаж. Здесь коридор был уже, а двери – массивнее. У входа в отделение дежурил санитар.
– К Залесскому, Петр, – кивнула ему Краснова.
Санитар отпер решетчатую дверь, пропуская их внутрь.
– Как он сегодня? – спросила доктор.
– Спокойный. Рисует что-то, как обычно.
Они остановились перед дверью с номером 237. Через небольшое окошко Соколов увидел молодого мужчину, сидящего на кровати. Бледный, измождённый, с всклокоченными тёмными волосами – он сосредоточенно работал над каким-то рисунком.
– Помните, я говорила про странности? – тихо произнесла Краснова. – Смотрите внимательно на его глаза.
Словно услышав её слова, Залесский поднял голову. Соколов невольно отшатнулся – глаза пациента были абсолютно чёрными, без белков. Как две бездонные ямы.
– Это… линзы? – спросил он.
– Нет. Мы проверяли. И анализы ничего не показывают – физиологически его глаза совершенно нормальные. Просто… такие.
– Давно они у него такие?
– С того момента, как начал рисовать пропавших. Говорит, что "тени открыли ему глаза".
Краснова достала ключ.
– Готовы?
Соколов кивнул, и она отперла дверь.
Залесский даже не поднял головы, когда они вошли. Он продолжал рисовать, быстрыми уверенными движениями водя карандашом по бумаге. В палате было прохладно и непривычно чисто для психиатрического отделения – ни следа обычного больничного беспорядка. Единственным признаком того, что здесь кто-то живёт, были рисунки, покрывающие почти всю стену напротив кровати. Десятки листов, приколотых кнопками, – лица, схемы, наброски подземных помещений.
Соколов невольно поёжился. За годы работы в убойном отделе он повидал немало жутких вещей, но было что-то особенно тревожное в этой стерильной палате с её бумажными призраками на стенах. Казалось, все эти нарисованные люди смотрят на него, безмолвно требуя чего-то.
"Бред какой-то", – мысленно одёрнул он себя. Нельзя позволять воображению брать верх. Факты – вот что важно. А факты говорили, что перед ним всего лишь душевнобольной с талантом к рисованию.
– Михаил, к вам пришли, – мягко произнесла Краснова.
– Я знаю, – ответил он, не отрываясь от рисунка. – Следователь Соколов, тридцать девять лет. Не спал тридцать шесть часов. Пьёт слишком много кофе. – Карандаш замер на мгновение. – И опоздал.
По спине Соколова пробежал холодок. Он машинально облизнул пересохшие губы, чувствуя горький привкус последней чашки кофе. Откуда этот человек мог знать такие подробности? Совпадение? Удачная догадка? Или…
"Нет, – оборвал он себя. – Никаких "или". Наверняка Краснова рассказала ему обо мне. Или он действительно просто наблюдательный – помятый костюм, круги под глазами, запах кофе…"
– Опоздал