– Бог миловал, – усмехнулся коллежский советник.
– Вот уж истинно! – кивнул художник. – Как ни стучит председатель своим молотком, его никто не слушает, все разговаривают, шумят, занимаются своими делами. Перед столом председателя – лишь те, кто желает принять участие в прениях или, по крайней мере, хочет знать, о чем речь. Остальные кресла пустуют и заняты лишь в экстренных случаях; в обыкновенные же дни законодатели просто прохаживаются там и сям, либо сидят в буфете, а то и вовсе болтают и курят в задних рядах. Сидящие у пюпитров, должно быть, пишут письма к родным и знакомым, потому что не обращают никакого внимания ни на речи ораторов, ни на слова председателя. И это – высший законодательный орган страны!
Загорский кивнул, но заметил, что при всей видимой несерьезности американского Капитолия законы там принимаются не самые худшие.
– Совершенно с вами согласен, – горячо проговорил Верещагин. – И это лишний раз говорит о том, что не нужно нам со своим уставом лезть в здешний монастырь. Ведь у нас в России даже люди образованные считают американцев ордой ковбоев, которые палят из пистолетов друг в друга и в несчастных, эксплуатируемых ими негров! И, разумеется, все полагают, что по части воровства и подкупов Америка на первом месте во всей вселенной.
– А что же на самом деле? – Загорского, кажется, забавляла горячность художника.
На самом же деле, по словам Верещагина, стреляют в Америке сравнительно редко. Взяточничества, казнокрадства и подкупов тут вряд ли больше, чем в других странах, только говорят обо всем этом очень много.
Нестор Васильевич согласился, что поговорить в Америке любят.
– И пусть говорят, потому что благодаря этому не скрываются пороки и общественные язвы оказываются у всех на виду, – вся манера рассказывать ясно выдавала в Верещагине чрезвычайный гражданский темперамент. – Здесь, во-первых, полная свобода печати, во-вторых, иное против европейского понимание общественного благоприличия. В Европе замалчивается очень многое, чего в Америке совершенно немыслимо затушить, а это, на мой взгляд, бесспорный прогресс.
– Пожалуй, – не возражал коллежский советник.
– Что же касается обыкновенных брани и драк, которых ждут от американцев, то заявляю положительно, что они эти глупости позволяют себе очень нечасто, – продолжал вдохновленный Верещагин. – Я в первый приезд много провел времени в Нью-Йорке, а также и в других городах, но не видел ни драк, ни публичной брани. Вот, например, у нас или во Франции столкнутся экипажи – возницы сразу начинают говорить друг другу нежности вроде того, что супостат их ошалел, или и вовсе заложил глаза