– Фригалы-наездники на шею садятся? – определил единственное подходящее место китежанин. – У самого основания?
– Куда ж еще? – удивился Слобо. – Филимон, разверни-ка Малыша к нам передом. И чтоб встопорщился.
Красноносый обаянник кивнул, снял с шеи одну из многочисленных висящих там свистулек и поднес к губам, однако никаких звуков не раздалось. Зато гирифтен словно бы приосанился, взмахнул оказавшимися разной длины крыльями и начал неспешно, как ладья на большой воде, разворачиваться на мощных лапах. Показалось брюхо, покрытое мелкой мерцающей чешуей, на боках переходящей в золотистые, словно львиная шерсть, перышки. Длинная, хоть и не чрезмерно, шея вытянулась, большой со светлым кончиком не птичий и не черепаший клюв приоткрылся, позволяя видеть прихотливо изрезанную костяную полосу. Казалось, в пасти бесценного зверя зубцами друг к другу вставлено два королевских венца.
– Ушки! Ушки-то каковы! – горячо шептал зверинщик, указывая на украшавшие голову зверя длинные изумрудные перья, как раз вставшие торчмя. Такие же, только покороче, росли и на шее, образуя нечто вроде короткой, постепенно сходящей на нет гривы.
– Ушки знатные, – согласился Алеша. – Любой филин обзавидуется, а с крылом-то у него что? Сломано?
– Родился таким. Может, яйцо порченое было, потому из гнезда и выкинули, а добытчики подобрали. Ничего. Если что с самого рождения не так, то оно уже так. В детстве кошка у меня была, трехлапка, видел бы ты, как она мышей ловила!
– Тут мышами не обойдешься, – китежанин попробовал поймать изумрудный, под стать «ушкам», взгляд калеки – не вышло, гирифтен глядел куда-то ввысь, – тут овец с козами подавай.
– Да все он ест, хоть траву, хоть рыбу. Курочку-другую при случае проглотит, молочко любит, яблочки. Кашу варим, репу парим… Главное не перекормить, двигаться вволю-то он не может.
– Из-за крыла?
– Сейчас из-за крыла, только, будь все в порядке, пришлось бы либо крылья подрезать, либо на привязи держать, а это и собаке вредно. Разве что Филимон что-нибудь придумал бы. Эй, друже, что бы ты делал, если б у Малыша оба крыла в порядке были?
– Не знаю, – обаянник вернул свою свистульку на место и взял другую. – Да и зачем об этом думать? Он живет с одним плохим крылом, но не понимает этого. Он счастлив, только хочет свежей рыбы, а ее нет. Я попросил подождать и обещал молока.
Человеческую речь гирифтен вряд ли понимал, так что калечное крыло он расправил по чистой случайности. Медью блеснули поймавшие отблески заходящего солнца перья, легонько прошелестело…
«Тут я, на берегу за дальними