– Постой, Слободан, – Алеша сам не понял, как ухватил закипающего зверинщика за плечо. – Пусть скажет, что с нами, Охотниками, не так. Страсть как узнать хочу.
– А ты головой подумай, – Зденка повернулась, явно собираясь уйти, – авось догадаешься.
– Куда?! – Слобо ухватил непослушную дочь за плечо. – С нами пойдешь! Ишь, расфыркалась тут…
Зденка неожиданно потупилась, потрясла головой, будто очнувшись. Раздражение с ее лица как стерли.
– Прости, батюшка, – негромко произнесла она. – И ты, гость, прости. Может, птиц моих посмотришь? А то солнышко сядет, уснут они, а с братом ты потом переговоришь. Как раз и ужин поспеет.
Может, Алеша бы и согласился, будь они вдвоем, а верней всего и нет. Уж больно хотелось побыстрей с собратом встретиться.
– Прости, Зденка, птиц я утром посмотрю, – Охотник тоже опустил глаза и увидел, как розовый слониша обнял хоботом ручку хозяйки. – А сейчас – дело.
– Была бы честь предложена, – вновь сверкнула карими с прозеленью глазами зверинщица. – Грозился петух утром кукарекнуть, да лиса ночью пришла.
– Примолкни, – прикрикнул отец, не выпуская дочкиного плеча. – Язва! Накличешь еще… И впрямь пошли, пока сговоримся, как раз чорба [6] поспеет.
Осеннее солнышко, словно прощаясь, ласкало все, до чего могло дотянуться, и отвергать эти ласки не хотелось. При таких погодах ничуть не удивляло, что обаянник с гостем устроились на открытой телеге, доверху заваленной тюками с каким-то особо душистым сеном, как тут же объяснил Слобо, для винторогих газелей, бывших большими привередами.
Обаянник, внушительный дядька в подбитой мехом ольшанской серой безрукавке, сидел к подошедшим спиной и что-то рассказывал, для пущей выразительности размахивая руками. Слушателя из-за него разглядеть толком не удавалось, Алеша мог оценить разве что ширину обтянутых распашнем плеч предполагаемого собрата и кусок ухоженной бороды.
Обойти воз китежанин не успел, не отстававший от хозяйки слониша вновь громко и совершенно не к месту протрубил. Прервавший на полуслове рассказ обаянник обернулся, явив гостю красный, говорящий о многом нос, и открыв собеседника, рослого парня, нет, пожалуй, пусть и молодого, но уже мужа. Русая борода и длинные усы прибавляли детинушке солидности, как и видневшаяся из-под распашня добротная одежда. На широком поясе богатырь углядел дорогущий кинжал западной работы, но всего занятнее оказались полезшие от удивления мало что не на лоб глаза.
– Вечер добрый, Охотник, – с достоинством произнес Слобо, – вот и товарищ твой подоспел, сейчас все и обсудим. А ты, Филимон, уж не обессудь, погуляй пока.
– Ну, привет, братец, – руку в китежском приветствии Алеша поднял для порядка, по привычке, хотя уже не сомневался, что перед ним самозванец – и распашень не в Китеже шит, и руны на капюшоне неправильные, и, главное – смотрит, ни худа